- Какой здесь страшный лес, - заметил Котов, пытаясь как-то отвлечь себя от мыслей, за которыми могли последовать весьма активные действия. Они шли под разлапистыми ветвями огромных елей, замшелые стволы некогда рухнувших от старости деревьев преграждали путь, а небо между верхушками казалось таким далеким, будто принадлежало другому миру.
- Да, - согласилась Таня, - лес жуткий... Но с вами не страшно, вы мой рыцарь... Жаль только, что вы женаты.
- Почему жаль?
- Потому что мне хочется быть с вами...
"Да что я, в самом деле? - разозлился на себя Котов. - Импотент, что ли?" Он крепко обнял свою нежную спутницу и прильнул к влажным, полуоткрытым губам...
"Тютюка! Срочно сюда! - рявкнул по телепатическому каналу Дубыга".
И в тот момент, когда Таня, опьяненная и расслабленная поцелуем Котова, могла вот-вот повалиться на мягкий, словно ворсистый персидский ковер, мох, послышался осторожный кашель...
- Это я, Ира, не помешаю?
- Ой, - спохватилась Таня, отталкивая Владислава, - я совсем забыла...
- Ты мой купальник взяла? - Выдернув из сжатого кулака своей красной от смущения подруги скомканный купальник, Ира приказала: - Владислав, не смотрите...
Тому было не до нее, он отвернулся сразу от обеих, ибо физиология вполне здорового мужчины - вещь очень заметная...
- Извините меня, - пробормотал он, - жара...
- Мы дойдем сами, не провожайте нас, - прощебетала Таня.
Их шаги быстро потерялись в лесных шорохах, а Котов, раздосадованный и злой, рванул обратно на берег. Едва дойдя до бухточки, он бросился в озеро, погрузил лицо в воду и, мощно загребая руками, поплыл назад, на пляж. Плыл он быстро, не чуя усталости. В душе у него было столько стыда, столько ощущения собственного ничтожества...
Выбираясь на песок, Котов ругал себя уже меньше, и стыда у него тоже поубавилось, а вот досады было в избытке: "Хоть бы телефон спросил, идиот!" Ему было невдомек, что ни Тани, ни Иры уже больше нет в природе. Они исчезли, едва Дубыга и Тютюка скрылись за деревьями. "Тарелка"-пылинка мигом догнала Котова и одновременно с ним оказалась на пляже.
- Командир, - спросил Тютюка, - зачем же мы на этот раз ему помешали?
- Ну как ты не поймешь, Таня - искусственное образование, временная биоконструкция. Грех, который мог совершить с ней Котов, в зачет идти не может. Сущности-то у блондинки нет, точнее, сущность была моя. Это полная аналогия с твоей атакой на Сутолокину. Разница только в том, что ты работал в Астрале. Задача тут ставилась иная. Котов должен так разозлиться, что ему для самоутверждения обязательно нужно будет кого-то... хм... Ну, ты понимаешь. И Сутолокина под нашим чутким руководством станет таким объектом! Ну а потом мы их так закружим, что они на все семьдесят пять наминусят... А сейчас надо передохнуть, много энергии потратили на всей этой чертовщине! Отбой!
ВЕЧЕР
На закате нажарившиеся отдыхающие возвращались с пляжа. Сутолокина за прошедшие несколько часов из номера не выходила. Она кое-как справилась и с давлением, и с сердцебиением, но на пляж идти побоялась. В прохладном номере, с книжкой в руках, ей казалось безопаснее. Однако, сколько бы Александра Кузьминична ни пыталась занять свой ум похождениями детективных героев, ей постоянно виделись картинки пережитого во сне. Было в этом сне что-то опасное, какой-то потаенный страх, хотя при здравом рассуждении Сутолокина ничего страшного не находила. Александра Кузьминична считала, что все это от усталости, которая накопилась в организме и при переходе к новой обстановке дала о себе знать.
Замуж Сутолокина - Сашенька Иванова - вышла очень рано и очень давно. По крайней мере, ей так казалось. Еще в детстве она познакомилась с тогда еще очень молодым Эдуардом Сергеевичем Сутолокиным, своим будущим мужем. Он писал кандидатскую диссертацию под руководством отца Александры Кузьминичны, и профессор Иванов после долгих разговоров о научных делах приглашал Эдика пить чай. Саше было двенадцать, а Эдику - двадцать четыре. За столом Сутолокин был чудесным собеседником, прекрасно знал все новинки литературы, а тогда, в пятидесятых-шестидесятых, то и дело выходило что-нибудь такое, от чего вся интеллигенция приходила в состояние полного шока или прогрессирующего обалдения. Хотя специальностью Сутолокина были вопросы нормирования труда в строительстве, он мог наизусть прочитать что-нибудь из полузапретной Ахматовой или ужасно популярной Ахмадулиной, не путал Евтушенко с Есениным, а Вознесенского с Рождественским. О современной прозе они с Кузьмой Афанасьевичем витийствовали куда больше, чем о прозе жизни и методах "фотографии рабочего дня". В конечном итоге они уже стали считать себя почти родственниками. Наверно, если бы Саша Иванова не согласилась выйти замуж за Сутолокина, ее отец просто усыновил бы Эдика.