Темперанс оглянулась и увидела, что камердинер пятится от своего хозяина, а лорд Кэр сидит на краю постели, бессильно опустив голову, всем телом навалившись на расшитые занавеси полога.
— Но, милорд… — сопротивлялся бедный камердинер. Темперанс вздохнула. Какой ужасный, невыносимый человек этот лорд Кэр!
Она решительным шагом подошла к постели.
— Ваша рана загноилась, милорд. Вы должны позволить Смоллу и мне помочь вам.
Лорд Кэр повернул голову и искоса, как дикое животное, посмотрел на Темперанс.
— Я позволю вам помочь, но Смолл должен выйти из комнаты. Или вам нужны зрители?
— Не ведите себя так отвратительно, — с излишней нежностью сказала она, поднимая его неповрежденную руку и снимая с нее рукав камзола. Темперанс с беспокойством посмотрела на пятно на его правом плече. — Боюсь, это будет больно.
Лорд Кэр закрыл глаза и криво улыбнулся.
— Всякое прикосновение причиняет мне боль. И, кроме того, я не сомневаюсь, что любая боль, по крайней мере, весьма позабавит вас.
— Какие глупости вы говорите. — Темперанс это почему-то обидело. — Ваша боль не радует меня.
Она осторожно освободила его плечо, но, несмотря на ее старания, он, стиснув зубы, издал шипящий звук.
— Простите, — прошептала она, когда Смолл умело расстегнул жилет лорда Кэра. Кэр, казалось, забыл, что приказал своему слуге выйти из комнаты, и Темперанс была этим довольна — раздеть лорда было бы довольно трудно, если бы они остались наедине.
— Не извиняйтесь, — тихо сказал лорд Кэр. — Боль всегда была моим другом.
Казалось, что он бредит. Темперанс нахмурилась, осматривая его плечо. Рана сочилась, и гнилостные выделения приклеили к телу рубашку. Темперанс подняла глаза и встретилась взглядом с камердинером. Судя по озабоченному выражению его лица, он тоже прекрасно понимал создавшееся положение.
В эту минуту вернулись лакеи с горячей водой и полотенцами, следом за ними шел низенький толстенький дворецкий.
— Поставьте все сюда. — Темперанс указала на столик возле кровати. — За доктором послали?
— Да, мэм, — зычным голосом ответил дворецкий. Смолл кашлянул, и, когда Темперанс повернулась к нему, прошептал:
— Нам лучше не дожидаться доктора, мэм. После семи часов он ненадежен.
Темперанс взглянула на изящные золотые часы, стоявшие на столике у кровати. Было почти восемь вечера.
— Почему же?
— Он пьет, — невнятно произнес с постели лорд Кэр. — И у него трясутся руки.
— А нет ли другого доктора, за которым можно послать? — спросила Темперанс. Слава Богу, лорд Кэр — богатый человек.
— Я разузнаю, мэм, — сказал дворецкий и ушел. Темперанс взяла одно из чистых полотенец, намочила его в кипятке и осторожно приложила к плечу лорда Кэра. Он дернулся с такой силой, как будто она приложила к его коже раскаленную кочергу.
— Черт побери, мадам, вы хотите сварить меня?
— Вовсе не хочу, — ответила Темперанс. — Нам надо отлепить вашу рубашку от раны и не разорвать при этом швы.
Он пробормотал довольно грязное ругательство. Темперанс предпочла не обращать на это внимания.
— Это правда? То, что вы сказали?
— О чем?
— О том, что любое прикосновение причиняет вам боль? Ужасно пользоваться его состоянием для расспросов, но ее разбирало любопытство.
Он закрыл глаза.
— Ода.
Темперанс с удивлением смотрела на этого богатого, титулованного аристократа. Прикосновение другого человека причиняет ему боль? Но возможно, боль, о которой он говорил, была не только физической.
Темперанс покачала головой и взглянула на камердинера.
— Есть кто-нибудь, за кем можно послать? Родственник или друг лорда Кэра?
Камердинер что-то пробормотал под нос и отвел глаза.
— А… я неуверен…
— Скажи ей, Смолл, — отчётливо произнес лорд Кэр. Его глаза были закрыты, но со слухом, очевидно, все было в порядке.
Смолл вздохнул.
— Нет, мэм.
Темперанс задумалась, снова накладывая на рану полотенце.
— Я знаю, вы не близки с вашей матерью…
— Нет.
Она вздохнула.
— Но должен же кто-то быть, Кэр?
Странно, но камердинер смутился больше, чем лорд Кэр. Тот был просто раздражен.
— А как с… — Темперанс не сводила глаз с его плеча, чувствуя, как краснеет, — женщина, которая вам близка?
Лорд Кэр тихо усмехнулся и открыл глаза. Они были уж слишком ясными.
— Смолл, когда ты в последний раз видел женщину, переступавшую порог этого дома?
— Никогда. — Камердинер пристально смотрел на свои башмаки.
— Вы — первая леди, за десять лет переступившая порог моего дома, миссис Дьюз, — сказал лорд Кэр. — Последней была моя мать, в тот день, когда я выпроводил ее из дома. Я полагаю, вы польщены, не правда ли?
Лазарус смотрел на раскрасневшееся лицо миссис Дьюз. Румянец был ей к лицу, и даже в болезненном состоянии Кэр чувствовал, как в нем шевельнулось желание. В какую-то минуту ему показалось, словно что-то ударило его в грудь, какое-то странное желание, желание изменить свою жизнь, свой характер, чтобы заслужить такую женщину, как она.