Грешным делом

– Очнулась я в потайном ходу, над своим телом, с единственным чувством, что должна отомстить. Толком не помнила, кто я, не помнила за что. Поняла, что стала призраком и решила, что мстить должна за свою смерть. Сначала держалась на ненависти. Потом получила тело. Первое было кошачьим – в переулке извозчик задавил кота. В нем нельзя было оставаться долго, звериные инстинкты затмевали разум. Потом получилось попользоваться местной сумасшедшей. Со временем поняла, что тело не обязательно. Открывать любые двери и замки призраку легче. Единственное, для чего оно нужно, так это для того, чтобы выйти за пределы дома. Со временем научилась прикармливать котов и студентов-медиков. Студентов сюда не водила, а коты не болтливы. Про Василия в усадьбе не говорили, про особняк только то, что он дорого достался папеньке. Обо мне всего пару раз вспомнил кто-то из прислуги, потому и решила, что купец через меня хотел особняком завладеть. У Симакина, кроме сына, были дочери. Сколько не помню, не интересовалась, три или четыре. Послушные, тихие, мечта, а не девки. Замуж сестрицы повыходили рано, дом достался одной из них, кажется, младшей. Потом тут её дети и внуки хозяйничали. Я им не досаждала, но и когда после революции всю семейку выперли, не расстроилась. Новые хозяева оказались хуже Симакиных и бесили неимоверно. Правда, от них избавиться было легче, чем от предыдущих жильцов. А потом я узнала от домовых, что срок жизни призраков длиннее, чем у людей, но он все равно конечен. И мой почти вышел. Но если получить тело по-настоящему, то есть шанс прожить подольше. Я планировала, что ты родишь несколько детей, я выберу подходящую девчонку. Зойка помогла бы избавиться от её души. Да, вот такая я. Чудовище и греховодница. – Лукерья исподлобья глянула на собеседников. – Но когда ты начал рассказывать, я вспомнила все. Сына вспомнила. Кто меня убил, вспомнила. Не Симакин, его приказчик, рябой Сашка. Я в подвал попала, а зайти во второй ход не успела. Ударил ножом, – она дотронулась до груди, – я смогла выстрелить. Должен быть за той дверью, – Лукерья кивнула в сторону хода на улицу.

Савва нажал на коня и дверь открылась. За ней скрывался еще один труп двухсотлетней давности.

– Что будем делать? – Он повернулся к призраку.

– Уничтожим портрет. Картину заказал Василий, в косе нарисованной была прядь моих волос. Потому я слабела, но не исчезала, – Луша развернулась и пошла обратно. Парочка потащилась следом.

В зале было холодно, огонь погас.

– Разожги камин.

Савва принялся за дело. Через полчаса приготовлений портрет вместе с рамой засунули в камин. Горел он медленно и нещадно чадил. Плотный дым все норовил просочиться в комнату, но потом словно передумывал и лениво уползал в трубу. Лукерья молчала и смотрела на огонь. Когда даже золоченая рама превратилась в угли, она повернулась к Савве. От прежней тетки не осталось ничего. Перед ними сидела девушка с портрета. Светловолосая, с тяжелым взглядом ярких синих глаз и упрямо сжатым алым ртом. Нежный румянец, персиковая кожа…

– Ты на Васеньку очень похож. У него тоже внешность херувимская была, а характер стальной. Он в раю, меня туда вряд ли пустят. Хорошо, что ты выжил. Я словно с сыном повидалась. Женевьева, прости, если сможешь. – Лукерья говорила ровным тоном, но слезы снова покатились по щекам. Казалось, все горе, что держало её на земле, превратилось в воду и наконец-то вырвалось наружу – Уходите. Ещё несколько минут и здесь начнется пожар. Призраки просто так не исчезают.

Савва поднялся на ноги и потянул за собой Еву. В камине, где оставалась только зола, неожиданно взметнулось зеленое пламя. Фигура прапрабабки растворялась в нем.

Когда они добежали до ворот, особняк уже полыхал вовсю. Казалось, что дом подожгли сразу со всех сторон. Пока Савва набирал 112, провалилась крыша, и стены сложились внутрь, словно были из картона. Приехавшие пожарные застали только груду обгоревших камней и крыльцо. Огонь почему-то его не тронул.

Они стояли на ступеньках и смотрели, как пожарная команда сматывает рукава. Вместо снега падали хлопья сажи и пепел.

– Так как тебя зовут? Ева или Женевьева?

– Женевьева. С двенадцати лет перед днем рождения меня приглашала в гости бабушка по отцу. И каждый год Зинаида Константиновна рассказывала, что имя мне дала она. В честь героини из книги Ремарка. Была такая полусумасшедшая некрасивая женщина. Бабка утверждала, что моя мама настолько страшная, что ситуацию не исправит даже идеальная наследственность папы. И внучка, то есть я буду некрасивой. Дома имя сократили до Евы. Я вчера рассказала маме.

– Мама расстроилась?

– Ага. И очень удивилась. На самом деле, имя выбрала она. В честь основательницы Парижа. Правда, основать у меня ничего не получилось. Только разрушить, – голос Евы предательски задрожал.

Он наклонился, чтобы её поцеловать, но девушка уклонилась от поцелуя.

– Я позвоню?

– Не надо. Я не встречаюсь с женатыми.

– Подожди…

Из-за угла выехало такси, и Ева закрыла ему рот ладонью, не дав договорить.

– Прощай.

***