«Как я предполагала. Рождество ты проведешь у себя в деревне, и это наверняка будет чудесно. Ты ведь знаешь, что у нас здесь в Нью-Йорке, в этой «торговой панике», как мне кажется, атмосфера с каждым годом становится все более гнетущей и печальной. Завидую тебе в твоей деревне. Тебе, надеюсь, известно, что Грета улетела в Швецию. Мне рассказал об этом Джон Гюнтер, и хотя эта новость была в газетах, прочитав, я ей не поверила, пока мне ее не подтвердили. Джон сказал, что они просто уехали на Рождество, но в газетах писали, что она вообще уехала из Америки — «навсегда и собирается продать квартиру». Должна честно признаться, что для меня это был удар в самое сердце, потому что я не могу представить себе Нью-Йорка без Греты. Вот почему у меня камень свалился с души, когда Джон сказал, что это неправда и что она вернется. Как я предполагаю, она уехала погостить у Вахтмейстеров — у них очаровательный домик в деревне и они удивительные люди. Я не видела их с тех самых пор, как мы с Гретой гостили у них в 1937 году, и, как мне кажется, она тоже с тех пор с ними не виделась. Может, ей даже пойдет на пользу снова побывать на родине, или, по крайней мере, в деревне — на воздухе и здоровой пище. А я точно помню расчудесные их угощения. Странно, однако, какой одинокой я ощущаю себя, зная, что сейчас ее нет в Нью-Йорке. И даже хотя мы с ней практически не встречаемся, у меня есть надежда случайно увидеть ее на улице, услышать о ней какие-то новости или даже то, что она возьмет да и позвонит. Я все ломала голову, не в силах прийти к окончательному решению, — посылать ей елку или нет. Обязательно сообщи мне, если узнаешь хоть что-нибудь о ее планах. Вполне возможно, что она напишет тебе, а может, даже приедет к тебе в Англию…»
На это Сесиль писал в ответ:
«Мне весьма жаль, что ты продолжаешь страдать из-за того, что она уехала. Но что еще об этом сказать — за исключением того, что она такая особенная, что, кто знает, может, это избавит тебя от ненужных душевных мук, если ты сумеешь посмотреть на нее с достаточного расстояния и хорошенько посмеяться над ее странностями. Да, она действительно крепкий орешек, но, как мне кажется, ей во что бы то ни стало хочется поступать себе же самой во вред, чтобы затем и повздыхать и пожалеть. Кто знает, может, она счастлива той жизнью, которую ведет, — она говорит, что ей никогда не бывает скучно, но одному богу известно, приходили ли ей в голову хоть какие-либо мысли. Она отгородилась практически от всего на свете…»
На Рождество Сесилю пришлось пережить немало горестных минут, видя, как медленно угасает его престарелая мать. Она умерла вскорости, в Бродчолке, в феврале 1962 года, когда Сесиль уехал в Париж. Смерть той, к кому он на протяжении всей жизни относился с величайшим почтением, надолго погрузила его в уныние.
Новости о Гарбо и встречи с ней стали все более редкими.
«О Грете ничего не слышно, — писал он Мерседес в марте 1962 года. — Я слышал, что она была в Сент-Морице во дворце. Ну кто бы мог подумать. Правда, швейцарский снег куда лучше, чем слякоть Третьей авеню».
Затем в июле от Гарбо неожиданно пришло письмо. Оно было практически ни о чем и, как всегда, полно оправданий. Здоровье ее резко ухудшилось, и она ни с кем не видится. Она сказала Шлее, что в этом году не поедет с ним на Ривьеру, и тот расстроился. Ведь у него, кроме нее, никого нет. Если она приедет в Европу, то они с Сесилем вполне могут встретиться. Гарбо надеялась, хотя, возможно, тщетно, что Сесилю захочется приехать в Калифорнию — в таком случае она тоже могла бы туда приехать.
Сесиль докладывал об этом письме Мерседес: у него нет «никаких вестей от Греты за исключением написанного на машинке письма, датированного 17 июля, когда все ее планы были негативными — как обычно. Полагаю, что она все-таки вернулась к своему Шлее. Мы все встали в девять утра чтобы посмотреть фестиваль старых фильмов на пляже Лидо. «Анна Кристи» — величайшее удовольствие, ничуть не устарел, игра Греты в нем трогает до глубины души. Еще они там показывали отрывки из производившего удручающее впечатление фильма под названием «Вдохновение», в котором у Греты волосы торчат во все стороны, а сама она в каком-то вампирском наряде, но даже и в таком виде она куда утонченнее, что касается вкуса, такта, остроумия, красоты, чем эта безмозглая корова Дитрих, чей фильм «Марокко» и другие также стояли в программе. Горе этой Дитрих. Она еще довольно прилично выглядела крупным планом при верхнем свете, но в остальных ракурсах нам была отлично видна толстая немецкая «хаусфрау» и ее нос картошкой».