Грета Гарбо и ее возлюбленные

«Я работал в библиотеке над кое-какими набросками, когда неожиданно меня осенило, что сейчас самое удобное время позвонить тебе снова. Мне уже было пора в постель, и к тому же это был конец полной трудов недели здесь, в деревне. А еще это было седьмое число, а ведь семерка — счастливая цифра. Каждый раз, когда мне хотелось позвонить тебе, оказывалось, что то день неподходящий для этого, то время; я боялся, что в этот момент ты либо торопишься на свой урок игры на фортепьяно, либо раздаешь призы на выставке детского рукоделия, — и поэтому, когда я дозвонюсь до тебя, ты мне скажешь: «Извини, но я тороплюсь».

В пятницу вечером телефонистка сказала: «Соединяю», — и через несколько минут я услышал: «Мисс Гарриет слушает Вас», — и неожиданно я был готов прыгать от радости, и так разволновался, что, пока я ждал, мне было слышно, как сердце колотится у меня в груди, я даже испугался, что оно выскочит наружу. Это и впрямь было пугающе — бух, бух, бух. Оно так громко колотилось, что я подумал, что наверняка не смогу расслышать тебя, — и так оно и вышло, связь была просто ужасная! Английская телефонистка оказалась довольно милой и сказала: «Ну, как назло». Так оно и было. И мне приходилось снова и снова названивать бедной Гарриет, и все это время слышимость была из рук вон отвратительной.

Однако мне было приятно поговорить с тобой — правда, меня опечалило, что ты наверняка чувствуешь себя довольно тоскливо. Не думаю, что это лучшее место в мире, где можно позволить себе немного потосковать. Ну почему ты не позволишь мне прийти к тебе на помощь? Ведь для меня сущее мучение пытаться убедить тебя, что здесь бы тебе понравилось, ведь тебе необходим отдых, хотя бы краткий; а затем, подумай серьезно, а не приехать ли тебе сюда одной, нельзя же всю свою жизнь цепляться за одну и ту же привязанность. Я уверен, что перемены не заставят себя ждать, только пусть это произойдет, пусть это произойдет основательно, постепенно… Я был весьма озадачен, узнав о запястье, и надеюсь, что боль не слишком давала о себе знать и ты не мучилась из-за нее по ночам бессонницей. Когда тебе станет лучше, упражняй руку при помощи пера и бумаги и черкни мне пару строк. Это будет знаменательный день, когда дядя Сэм наконец-то примет тебя в свои объятья, и я надеюсь, что с того дня ты станешь проводить меньше времени на его берегах. Может, ты сразу приедешь сюда ко мне? По-моему, все в руках господних. Боже, какие же, должно быть, огромные у него лапищи?»

Спустя неделю Сесиля вновь посетило легкомысленное настроение.

«Дорогой юноша!

Надеюсь, ты наконец-то научилась пользоваться бритвой? Точишь ли ты по утрам лезвие о кожаный ремень? Доросла ли ты уже до того возраста, когда по вечерам принято надевать брюки и смокинг? Интересно, а как твой голос, уже начал ломаться? Доросла ли ты до пубертатного возраста?

Как мне кажется, ты приближаешься к той поре, когда тебе не будут давать покоя проблемы плотской любви. Если да, если тебя это действительно интересует, напиши мне, я уверен, что смогу дать ряд ценных указаний.

Дорогое мое сердечко. Надеюсь, тебе не слишком тоскливо в твоем переулке. Дорогая…»

Однако летом 1950 года, как, впрочем, и в предыдущие два года, визит Гарбо в Англию так и не состоялся. Сесиль чувствовал, что ему необходима смена обстановки, и поэтому решил навестить Таормину на Сицилии. Он направился в принадлежащий Трумену Кэпоту розовый домик на холме, поросшем оливковыми рощами. Неожиданно к нему пришло одно из редких писем Гарбо. У нее снова все валилось из рук. Она все еще проходила мучительно долгий процесс получения американского гражданства, при этом перепутала какую-то дату, и ей пришлось все начинать сначала. Ей до смерти надоела ее экономка, она скучает по Сесилю и призналась ему, что послала ему подарок от «Блисс Бразерс». Других новостей у нее не было. Она передавала привет для Дейзи Феллоуз и запечатлела на лбу Сесиля воображаемый поцелуй.

Сесиль получил это письмо, будучи в Таормине незадолго до своего возвращения в Лондон. Вот что он писал в ответ:

«Возлюбленная!

Человек, которого я пытался вспомнить в моем последнем письме, — человек тебе известный, это Дейзи Феллоуз. Ее яхта прибыла сюда однажды утром, когда мы купались, и в тот же вечер мы отправились туда на обед. Это было настоящее приключение — попасть в заливчик, где «Сестра Анна» стояла на якоре. Сначала надо было сесть в шлюпку, затем пересесть в моторную лодку. И все это в темноте, да и море было неспокойным. Забавно, но когда мы наконец оказались на борту, то застали там настоящую английскую атмосферу. Вся команда состоит из английских матросов, еда тоже типично английская в худшем смысле этого слова. Не думаю, чтобы Дейзи была в восторге от этого своего круиза, ей до смерти наскучила эта семейная вечеринка, и когда мы предложили, что всем пора на боковую, она была просто счастлива наконец-то избавиться от нас!