Грета Гарбо. Жизнь, рассказанная ею самой

Я далеко ушла от Сесила Битона. Но он дал о себе знать. В 1937 году Битон опубликовал первую из книг, кроме его «Книги Красоты», в которой была целая глава обо мне. И это был первый повод забыть его имя и его самого.

Зря я думала, что Сесил просто вдыхал запах подаренной мной розы, что он млел от нашей близости и долгой беседы у камина в доме Гулдингов. Битон все запоминал и записывал, чтобы потом опубликовать. «Беглые заметки Сесила Битона» – так, кажется, называлась его книга. Никогда не думала, что «беглые» означает «исключительно подробные», что можно сначала блестеть глазами и вздыхать, потом дома старательно записать каждое слово, каждый взгляд, невольную оговорку или гримасу, а потом все перевернуть, переврать и преподнести по-своему.

Столько гадости обо мне не писали даже газеты! Но газета на следующий день после прочтения будет выброшена, а книга останется стоять на чьей-то полке, ее снова и снова будут брать в руки даже те, кто вообще не знает, кто такая Гарбо. И что же там прочтут?

Что я несчастна и неврастенична. Совершенно случайно стала той, которой и не собиралась быть. Имеется в виду актерская стезя. И это написал человек, который знал, сколько сил от меня требует каждая роль, как я живу на площадке, не умею играть штампами, потому стараюсь прочувствовать каждую фразу, каждый жест роли.

Битон написал, что я не способна даже читать, а потому не могу развиться. Не способна любить. Несносна, как инвалид, могу только жаловаться, зануда, постоянно сидящая на диете, суеверна, подозрительна, ничем и никем не интересуюсь.

Для большей убедительности гадости были написаны вперемешку с комплиментами, а потому выглядели истиной.

Мы с Сесилом пробыли вместе меньше суток, когда он успел изучить меня так хорошо, тем более не виделись после того пять лет? Что заставило его написать, что из меня создают идеал, которым я никогда не стану?

Меня спасло только то, что я не общалась с Битоном и ничего не знала о его измышлениях. Когда узнала, занимали другие мысли и дела. В следующий раз воочию мы встретились еще лет через пять, Битон вел себя совершенно иначе, снова пытался добиться моей благосклонности и даже предлагал руку и сердце.

Уже после его смерти я много думала о том, зачем вообще была нужна Сесилу. Несомненно, он любил меня как фотогеничную модель. Неужели, чтобы фотографировать, Битон постарался попасть в мою постель? Это самый гадкий способ добиваться своего, достаточно было просто стать другом…

От одной мысли, что мою постель просто использовали для получения эксклюзивного материала обо мне, становится тошно. Из-за Битона я во многом потеряла доверие к людям и окончательно стала нелюдимой. Если уж ему нельзя доверять, если Сесил может выложить на страницы книг подробности наших постельных, интимных отношений, то чего же ждать от других?

С Битоном у нас были странные отношения, он добивался меня с умопомрачительной настойчивостью, а потом оскорблял в книгах, делал предложение и снова добивался, но стоило заполучить свое, как делал шаг назад. Мы так и не поженились, хотя могли не раз. Были любовниками, но при этом жили с другими. Битон был другом, которого я за опубликованные в начале 70-х «Дневники» с подробностями наших сугубо личных отношений не простила. Я не прощаю предательства никому.

Но об этом позже…

Шлее – друзья и враги

Джордж Шлее не был моим шестым Пигмалионом, хотя наставником был, да еще каким.

Мориц Стиллер сделал из Греты Ловисы Грету Гарбо, из деревенской девчонки актрису. Харри Эдингтон превратил Гарбо в звезду и сделал знаменитой. Джордж Шлее сделал меня богатой, по-настоящему богатой.

В конце 1939 года в Европе полыхала война. Ее ожидали, все понимали, что неизбежна, понимали, между кем и кем, неясен был только срок. Гитлер сориентирован на восток, Швеции, как и Америке, ничего не грозило. Но война есть война, не затронуть даже далекую Америку она не могла. В Нью-Йорке это выразилось в световой маскировке.

Смешно: на улицах множество машин с включенными фарами, а вот окна нужно задергивать плотными шторами.

Мы с Мерседес каждая по своей причине перебрались в Нью-Йорк. Она намеревалась работать в редакции какого-то патриотического издания, словно оправдываясь перед всеми за то, что взяла экономкой немку. Мне кажется, что все эти гонения на ее экономку Мерседес для пущей шумихи выдумала сама, никто на немцев в Америке пальцем не показывал и никакие знаки на одежду нашивать, как в Европе евреев, не заставлял.

Глупости, потому что немка, давным-давно живущая в США, никоим образом не могла отвечать за действия сумасшедших правителей у себя на родине. Даже если приехала только что? Это говорило лишь о том, что ей невмоготу рядом с нацистами. Никто Марлен Дитрих не укорял в том, что та родилась в Германии, как и многих других тоже.

Но Мерседес разыграла трагедию с заламыванием рук и уехала из Голливуда, где давно уже не была никому нужна, в Нью-Йорк сотрудничать в журнале.