Гретель и тьма

– Оно? – повторил Беньямин. Он посмотрел еще раз и заметил, что все без исключения дети – светлокожие и с длинными волосами разнообразных светлых оттенков: от холодного лунного до жаркого солнечно-золотого. – Сколько светловолосых.

– Да, на светленьких большой спрос. – Вильгельм коснулся блестящих волос Беньямина. – А мне нравятся темненькие. – Он подождал, но Беньямин так глубоко задумался, что не заметил – и не ответил.

– Откуда они?

– Отовсюду: со школьных дворов, с задворок, из гетто, с ферм, из лесов и с гор. Мы их собираем из-за их внешности – светловолосые выделяются в толпе – и увозим, как угонщики скота. И нечего так на меня смотреть, мой юный друг. Скрепи сердце и выкинь совесть, если хочешь здесь работать. – Вильгельм закрыл первые ставни и показал знаком, чтоб Беньямин шел к следующим. Тот вновь помедлил. И вновь собрался с духом и глянул.

Здесь были девочки постарше, кто-то рисовал или читал, другие играли под присмотром суровой с виду воспитательницы. Были там и домашние питомцы – коты, как сперва показалось Беньямину, однако то были крупные кролики. Зрение у него вдруг затуманилось. Гнездо словно завертелось вокруг. Он потер глаза. Может, ему это снится.

– Этих гораздо меньше…

Вильгельм кивнул.

– Хорошенькая в семь лет не значит хорошенькая в десять. Не всегда они отвечают и другим требованиям.

Зависит от родителей – и от родителей родителей. – Он заглянул Беньямину через плечо. – Нагляделся?

– А что происходит с теми, кого вы не оставляете?

– А ты как думаешь?

Беньямин ничего не сказал. Страх вернулся. Оттолкнув Вильгельма, он распахнул третьи ставни и в смятении обнаружил в комнате всего одну девочку. Она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы, спускавшиеся ниже талии. Он вдруг пылко захотел увидеть ее лицо, вжался в бойницу и мысленно пожелал, чтобы она обернулась. Вильгельм оттащил его и встал перед оконцем, заслоняя его собой.

– Ее вкладчик скоро вернет себе прибыль с вложенного.

– В смысле?

– Сам видел.

– Но она же всего…

– Достаточно взрослая, – сказал Вильгельм. – А тебе-то что? Из того, что сам сказал, ты же к ним не склонен. – Он потянул Беньямина к себе, крепко взял его за бедро, а другой рукой – за загривок. Губы мазнули юноше по щеке. Беньямин тут же вырвался, Вильгельм уронил руки.

– Курт, да?

– Что?

– Тебе здоровяки больше нравятся, да? Даже такой переросток Schluchtenscheisser[106].

– Нет!

– А что ж тогда? Мы пришли сюда, чтобы уединиться. Я тебе неприятен?

– Дело не в этом, – сказал Беньямин, лихорадочно соображая. – Я просто не выношу, когда меня торопят.

– А. – Вильгельм кивнул и сжал Беньямину плечо. – Так ты не только курить раньше не пробовал. В этой игре ты тоже новенький. Что ж не сказал? Я не спешу. – Он уселся на диван и подбадривающе улыбнулся. – Закрой эту штуку, мой юный друг. Иди посиди со мной.

Беньямин бросил последний взгляд в комнату под ними и задавил вскрик. Девушка теперь стояла и смотрела прямо на него. Зеркало повалено, щетка валяется на полу. За пеленой светлых волос лицо ее было тощим, как у юной ведьмы. Ее шепот был не громче тоненького щебета птицы в зимнем тростнике.

– Тебе здесь нельзя.

– Так тебе правда не интересен Курт? – не унимался Вильгельм.

Губы у девушки вновь задвигались.

– Тебе здесь нельзя.

– Нет. – Беньямин тихо закрыл защелку, рот у него вдруг пересох. Он плюхнулся рядом с Вильгельмом. Тот придвинулся ближе и обвил Беньямина рукой. Его жилистая сила напугала юношу куда сильнее, чем навязанная близость. Когда потребовался поцелуй, он закрыл глаза и представил, что эта слегка щетинистая щека – его брата. Вильгельм тихо рассмеялся.

– Не вполне то, что я представлял, Бен, но время на нашей стороне. – Он направился к лестнице. – Больше здесь быть незачем. Пойдем лучше.

Беньямин ткнул в последние ставни.

– А тут…

– Пусто.

– Нет. – Его затопило ужасом. – Нет, не может быть. Вильгельм пошел дальше, а Беньямин бросился к последнему глазку и действительно обнаружил за ним темную пустоту, хотя почти уверен был, что слышит, как по этому пространству под ними вьется плач. Сверху туда проник щелчок: Вильгельм отпер дверь в коридор. Плач сделался громче, а Беньямин все смотрел и смотрел в бойницу.

– Ты где? – выдохнул он во мрак. Плач прекратился. Лицо девочки всплыло из черноты, бледное, размытое, нечеткое, как портрет, нарисованный карандашом. Губы у нее зашевелились, но никакой звук не достиг его ушей. И вот уж ее черты вновь растворились в темноте. Безнадежный плач возобновился. Беньямин потер глаза. На сей раз он и впрямь увидал призрака.

– Бен! – раздался снизу тревожный шепот.

– Иду. – Беньямин быстро запер ставни и поспешил за Вильгельмом. И лишь спустившись по лестнице, он понял, что, вероятно, обнаружил кое-что важное: волосы у девочки-призрака отрезаны, она была почти бритой. Но времени расспрашивать спутника уже не было. Лицо Вильгельма избороздило беспокойством, и он несся по лестнице вниз через две ступеньки.