Грезы и тени

Взглянулъ Потоцкій, такъ и обомлѣлъ! На ногахъ не выстоялъ, повалился ничкомъ на полъ темницы. A за паномъ повалился и Длугошъ. Лежатъ и глазъ поднять не смѣютъ. A свѣтъ разгорается все ярче и ярче, точно солнце взошло въ подвалъ… И шелъ тотъ свѣтъ отъ святой статуи Христовой, что, брошенная отъ невѣрныхъ въ подвалъ, многіе годы лежала никому невѣдомо въ сору и въ паутинѣ.

Подхватили богатыри статую на плечи, вынесли изъ подвальныхъ потемокъ подъ ясное небо. И молился, и радовался Потоцкій:

— Такъ вотъ какому невольнику пришлось послужить своей лыцарской удачей. Великою милостью взыскалъ ты меня, Боже, что поручилъ мнѣ такое святое дѣло!

Увидалъ паша, какое диво нашли богатыри въ подвалѣ, - нахмурился.

— Оно, конечно, говоритъ, — христіанскій Богъ мнѣ не надобенъ: y меня Мухаммедъ. И то правда, говорить, — что лучше его вамъ, жидамъ, отдать, чѣмъ собакамъ-гяурамъ: они Его еще въ церковь поставятъ, молиться Ему будутъ… Однако — вдругъ въ немъ есть какое-нибудь чародѣйство?

— Вспомни, эффенди, — убѣждаетъ его Потоцкій, — ты намъ далъ свое свѣтлое, великое слово! все, что мы найдемъ въ подвалѣ, наше.

— Что слово? Слово мое. Хочу — даю его, хочу назадъ беру. Ну, такъ и быть — берите истукана! Только не даромъ.

— За деньгами не стоимъ. Заплатимъ, что хочешь.

— Хочу я не много, однако и не мало. Сколько вытянетъ истуканъ на вѣсахъ, столько отсыпьте мнѣ червонцевъ — золотникъ въ золотникъ, ни однимъ червонцемъ меньше.

Вытаращилъ глаза Потоцкій: никакъ паша вовсе одурѣлъ отъ жадности? Не денегъ ему жаль, a негдѣ взять золота. Что было, пашѣ же за райю отдалъ. Что теперь дѣлать? Переглянулся съ Длугошемъ, — тотъ тоже сталъ въ тупикъ, переминается съ ноги на ногу, a совѣта не подаетъ…

— Нѣтъ, эффенди, это не подойдетъ… — началъ было Потоцкій, но въ то же мгновеніе его обвѣяло тихимъ вѣтромъ, и въ томъ вѣяніи онъ услышалъ знакомый голосъ:

— Соглашайся!

Махнулъ рукой богатырь.

— Э! была не была! Ставь вѣсы, эффенди. Хоть, не въ обиду тебѣ сказать, и жаденъ ты какъ волкъ, степной сиромаха, a дѣлать нечего: плачу — твое счастье! Жаль золота, да жаль и упустить изъ рукъ дорогую находку. Семь шкуръ сдеру я за нее съ богатыхъ гяуровъ нашей земли.

Поставили статую на вѣсы: тяга страшная — полная чашка такъ и припала къ землѣ. Ухмыляется паша:

— Ну, жиды, раскошеливайтесь!

A незримый ангелъ шепчетъ Потоцкому:

— Не робѣй. Вынь изъ кармана первую монету, какая попадется въ руку, и брось на пустую чашку.

Потоцкій вынулъ червонецъ, положилъ — и чашка съ червонцемъ опустилась и стала въ уровень съ другой, на которой стояла статуя. Ошалѣлъ паша, видя такое чудо; a пока онъ бороду гладилъ и призывалъ въ помощь Мухаммеда, Потоцкій и Длугошъ подхватили статую и были таковы со всею выкупленною райей:

Разживайся, молъ, эффенди, съ нашего червонца, да не поминай лихомъ.

И покрыла ихъ, по волѣ Божіей, темная туча, и вела подъ своимъ крыломъ до самаго Дуная, гдѣ ждали удальцовъ ихъ быстрыя чайки.

Опамятовался паша, созвалъ къ себѣ мудрыхъ муллъ и улемовъ.

— Гадайте, муллы, по корану: что за диво такое приключилось? Унесли y меня жиды христіанскаго Бога, a въ уплату оставили всего одинъ червонецъ.

Гадали муллы по корану и выгадали:

— Глупый ты, глупый паша! Лучше бы тебѣ, глупому, и на свѣтъ не родиться. Не жиды y тебя торговали райю, не Мордко съ Ицкомъ, не Шулемъ съ Лейбой унесли христіанскаго Бога, a великій вольный гетманъ Никола Потоцкій со своимъ вѣрнымъ гермекомъ Длугошемъ. И еще мы тебѣ скажемъ: тою только статуей и держался нашъ Браиловъ. И, если отдалъ ты ее въ руки христіанамъ, такъ ужъ за одно отдалъ бы имъ и ключи городскіе.

Зарыдалъ паша:

— Пропала теперь моя голова! Будьте милостивы, муллы, помолчите мало времени о нашей пропажѣ! Вырву я ее изъ гяурскихъ рукъ, и будетъ все по старому. A не то дойдетъ слухъ въ Стамбулъ до султана, и пришлетъ онъ мнѣ шнурокъ на мою бѣлую шею.

Рябитъ попутный вѣтеръ Черное море, несутъ пузатые паруса ладью Потоцкаго на Днѣстръ къ лиману, и родная земля уже недалеко. Статуя Господня стоитъ на кормѣ, добрый путь уготовляетъ. Смотритъ Длугошъ въ сѣдую морскую даль, и тамъ, гдѣ небо сходится съ водою, мерещатся ему вражьи паруса.

— Неладно, пане ксенже! спѣшитъ за нами браиловскій паша сильною погоней, на трехъ фрегатахъ. Навались на весла, панове! утекай, покуда еще не видятъ насъ басурманы!

Куда тамъ! И часу не прошло, какъ засвистали надъ чайками ядра съ турецкихъ фрегатовъ. Только-что ни выпалятъ — мимо да мимо. Такъ ядра черезъ чайки переноситъ. Бухаютъ въ море, — водяные столбы летятъ брызгами выше мачтъ съ цвѣтными вымпелами.

Сталъ паша кричать на пушкарей:

— Какіе вы пушкари! бабы, a не солдаты! Ужо, какъ вернемся домой, никому изъ васъ не миновать фаланги!

И приказалъ своимъ аскерамъ садиться въ легкія шлюпки.

На что удалъ былъ Потоцкій, однако и его оторопь взяла, какъ поплыла на него съ тылу несмѣтной саранчей басурманская сила. Стѣною съ тылу валить, рожками съ боковъ охватываетъ. Затрубилъ Потоцкій въ рогъ, и сбились къ его ладьѣ чайки удалой дружины.