«Я с вами согласен, думаю, что сегодня мало что можно сделать…» — ответил я, а затем добавил, стараясь быть объективным, но не слишком резким: «даже тому, кто обладает железной волей, приходится все время считаться с тем, что жизнь — постоянная борьба, и приспосабливаться к ней. Нужно же как-то выживать. Тот, кто хочет преподавать в итальянском университете, должен обязательно найти какого-нибудь профессора, обладающего влиянием в политических или академических кругах, который бы проталкивал его, расчищал ему дорогу и не давал его сожрать. Даже самые умные и талантливые студенты не могут рассчитывать только на свои силы».
Все согласны. Поддакивают.
И вдруг один странный персонаж, который сидел тихо до этой самой минуты в сторонке и слушал, перебил меня.
«Простите, я хотел бы сказать кое-что…» — вмешался он робко.
«Пожалуйста», — сказал я и посмотрел на него.
Глаза у него маленькие и темные, а нос длинный и заостренный. И вообще вид у него был какой-то мрачный, может быть, из-за черных длинных волос, падавших ему прямо на худое лицо.
Я хорошо знал, кто он, но знаком с ним не был. Даже ни разу с ним не говорил.
Корнелио Бальзама.
Довольно известный исследователь-эмбриолог. Он занимался искусственной регенерацией варанов в Камодо. Я знал, что он ампутировал лапы более чем у тысячи ящериц, чтобы исследовать феномен заживления. Он и стал известен именно благодаря этим жестоким экспериментам. W.W.F.u другие организации, борющиеся с вивисекцией, выступали против него, и им как-то удалось остановить эту мясорубку.
«Я не согласен. Не всегда это так», — коротко сказал Бальзама.
Голосу него был низкий и приятный.
«Почему? А как же тогда?» — полюбопытствовал я.
Должно быть, это был редкий случай, чтобы он вступил в разговор, потому что все, кто до этой минуты трещал, перебивая друг друга, замолчали и приготовились слушать странного персонажа.
«Я думаю, что если у человека есть сильное желание, огромная любовь к тому, чем он хочет заниматься, он может очень высоко подняться по научной лестнице, а те барьеры, которые встретятся ему на пути, исчезнут сами, как по волшебству…»
Э, да он настоящий оптимист, подумал я.
Эмбриолог, казалось, несколько смущался присутствующих: он говорил, не отрывая взгляда от своей пивной кружки.
Он меня сильно заинтересовал. Я спросил, знает ли он хоть кого-нибудь, кому бы это удалось.
Он выпил еще один бокал пива, пока все мы молча ждали ответа.
Он сказал, что знает одну историю, которая способна изменить наши представления обо всем этом.