Коррупция пронизала все уровни госаппарата, включая самые верхние… Фактически есть признаки того, что в определенных сферах реальная власть переходит к параллельной системе управления на криминальной основе. И в этом смысле государство может стать неуправляемым.
Отечественная статистика правонарушений государственных служащих далеко не полно и весьма противоречиво отражает фактическую ситуацию.
Тем не менее если даже ориентироваться на показатели тех лет, когда в условиях дряхлеющей тоталитарной системы уровень коррупции был, несомненно, высок, то сравнение их со статистикой последних лет свидетельствует о том, что степень поражения сегодняшнего государственного аппарата этим недугом беспрецедентна.
До встречи оставалось часа полтора. Седлецкий с Мирзоевым решили прогуляться. Они теперь жили неподалеку от гостиницы «Эльбрус» и Нижнего рынка, и в распахнутые окна их нового убежища постоянно доносился, словно ропот океанского прибоя, шум большого торжища. Они миновали «Пассаж» с аляповатыми витринами и обшарпанными ступеньками, обычный провинциальный универмаг, и очутились в пестрой круговерти Нижнего рынка.
На целый квартал раскинулись длинные ряды.
И чего только не было на прилавках! Белые горы творога, колеса козьего сыра, желтые головы сливочного масла, мясные туши, редиска, помидоры, свежий лук, пряная зелень, чуть привядший виноград прошлогоднего сбора, россыпи янтарного урюка, черного кишмиша, чернослива, неподъемные банки меда, топленого молока, варенья, разносолов… От разнообразия запахов и адского шума голова шла кругом.
— С голоду тут не пухнут, — констатировал Мирзоев.
— Да, — согласился Седлецкий. — С голоду тут не скоро помрут. Чего не жить — цены вдвое ниже московских…
Они двигались в плотной толпе, кипевшей, несмотря на будний день, словно в большой праздник.
Чем-то, вероятно, они все же выделялись из месива потомков запорожских казаков и сорока сороков народов Кавказа, потому что время от времени Седлецкого хватали за полы модного пиджака верткие люди, предлагая купить то новый «Мерседес», то бронетранспортер — «кавуны возить», то прабабушкино монисто — «сам Суворов подарил!». Не отставали от продавцов и цыганки с требованием немедленно позолотить ручку — Мирзоев едва успевал отгонять их.
Однако толпа на рынке не была однородной.
Особняком держались черкесы. Настороженными группами ходили горцы из Карачая. И еще выделялись неторопливые ребята в камуфляже. Они медленно двигались от прилавка к прилавку, и при их приближении продавцы переставали орать, рекламируя товар. Ребята в камуфляже основательно набивали газетные кульки редиской, яблоками, урюком, прихватывали пучки зелени, помидоры, ссыпали в просторные карманы семечки и орехи.
Бросали, не считая, мелкие мятые купюры. А иногда и это забывали делать. Седлецкий с Мирзоевым остановились у одного ограбленного прилавка, прислушались.
— Все, Микола, шабаш! — катая желваки по кирпичным скулам, гудел молодой небритый крестьянин. — Треба жалобу подавать!
— Кому? — стонал, укрепляя порушенную пирамиду помидоров, лысый тощенький Микола. — Кому жаловаться, сват?
— Генералу! Он же за службу гроши получает?
Или как? Он же за этих бандюг перед народом отвечает? Или как?
— Генералу… Тю! Лучше нашему быку Ваське жалобу подай, сват! Васька хоть помычит, хоть поревет… За компанию!
У выхода с рынка на улицу Калинина Седлецкий с Мирзоевым купили в палатке горку душистых блинов, обильно политых прозрачным маслом. А запили горячие блины густым коричневым к о ф э, как именовался в городе сей напиток.
И двинулись они наверх, по затяжному отлогому подъему, по склону древней горы, на которой стоит половина старого города. Подъем был почти незаметен, но через несколько минут наши путешественники почувствовали, как тяжело завозились под горлом блины…