Грязные войны: Поле битвы — Земля

Старки приехал рано утром и сел пить чай и беседовать с членами семьи. «Примерно в одиннадцать часов к дому подъехала большая колонна американских бронеавтомобилей, бронированных джипов, бесчисленное, именно бесчисленное, число афганских солдат и офицеров, — вспоминал Старки. — Среди них был человек в форме, показавшейся мне похожей на форму морского пехотинца или кого-то подобного. При этом на лацкане было обозначено, что он относится к ВМС США. На именной бирке было просто написано: «Макрей-вен». «В то время я еще не знал, кто это такой, — вспоминал Старки, бывший в то время одним из самых опытных западных репортеров, работавших в Афганистане. — Затем на моих глазах стала происходить одна из самых удивительных историй, с которыми мне пришлось сталкиваться в этой стране. Из афганского армейского пикапа выгрузили барана. Трое афганских солдат повалили его на улице перед тем самым домом, где проходила операция, как раз на том месте, откуда спецназовцы начали свою атаку. Затем они достали нож, заточили его, а армейский мулла начал молитву. Они предложили принести барана в жертву».

В происходящее вмешался глава семьи, Хаджи Шарафутдин. «Не делайте этого», — сказал он солдатам. Старки заметил, что афганские военные и люди Макрейвена поставили семью в сложное положение. «Когда люди подходят к воротам твоего дома и по афганскому закону просят прощения, им очень сложно отказать», — рассказывал Шарафутдин Старки[1803]. Старки пояснил, что здесь «речь шла о старинном афганском обычае, когда, чтобы попросить у кого-то прощения, у его порога вы приносите в жертву барана»[1804]

. По словам Старки: «У семьи не осталось никакого почетного и достойного выхода, кроме как пустить приехавших к себе домой».

Афганские солдаты пытались помешать фотографу Старки, Джереми Келли, снимать происходящее. Они также попытались удалить самого Старки из помещения, как только туда вошел Макрейвен. Однако семья настояла на том, чтобы он остался. В противном случае не осталось бы никаких свидетельств этого чрезвычайного события, никаких доказательств того, кем были убийцы. Командующий JSOC находился лицом к лицу с людьми, выжившими в рейде, с отцами и мужьями тех женщин, которых убили его люди. «Адмирал Макрейвен поднялся и произнес выдающуюся речь. Он провел параллели между самим собой и Хаджи Шарафутдином, сказав, что оба они — люди духа, служащие своему Богу. В своих словах он сравнивал христианство и ислам и находил, что они в чем-то похожи», — вспоминал Старки. «Сэр, мы с вами очень разные люди, — сказал Макрейвен, обращаясь к Шарафутдину. — Вы — глава семьи со множеством детей и множеством друзей. Я — солдат. Я провел большую часть своей жизни за границей, вдали от своих родных, но у меня тоже есть дети, и мое сердце скорбит вместе с вашим. Но у нас есть одна вещь, которая нас объединяет. У нас — один и тот же бог. Это бог любви и сострадания. Сегодня я молюсь за то, чтобы он не оставил вас в вашей тоске, а показал свою любовь и сострадание, облегчив вашу боль. Я молюсь также и за то, чтобы он смилостивился надо мной и моими людьми за эту ужасную трагедию»[1805]. По словам Старки, затем Макрейвен обратился к членам семьи: «Мои солдаты виновны в смерти ваших родственников». Затем он попросил прощения. Афганские генералы передали семье кипу денег — по словам родственников, там было почти 30 тыс. долл.

[1806]Крупные международные новостные агентства сообщили, что Хаджи Шарафут-дин принял извинения Макрейвена[1807]

.

Через несколько месяцев, когда мы беседовали с Шарафутдином у него дома, его недовольство, похоже, только окрепло. «Я не принимаю их извинений. Я не променял бы своих сыновей на все царство Соединенных Штатов, — сказал он, показывая мне фотографии сыновей. — Сначала мы думали, что американцы — это друзья афганцев, но теперь мы думаем, что они сами террористы. Американцы — это наши враги. Они приносят страх и разрушения. Американцы не только разрушили мой дом, они разрушили мою семью. Американцы натравили на нас свои силы специального назначения. Эти силы — длиннобородые мужики — совершали жестокие, преступные вещи».

«Мы называем их американскими талибами», — добавил Мохаммед Тахир, отец Гюлалай, одной из погибших женщин. Когда я разговаривал с другими членам семьи, Мохаммед Сабир, потерявший своих братьев и жену, подошел ко мне со своей шестилетней дочерью Таманой. Он сказал мне, что нам скоро пора будет уезжать обратно в Кабул, потому что по ночам дороги контролируются талибами. Потом он спросил у дочери: «Тамана, кого убили американцы?» Стуча по ногам своего отца, она перечислила список погибших. Затем она отстра-ненно уставилась вдаль. «Она помнит все события той ночи, — сказал мне Сабир. — Как пришли американцы, как они стреляли, все что они делали — все». Когда мы уже садились в машину, он сказал мне: «Я хотел передать американцам одно. Если они хотят нам помочь, пускай забирают эти свои специальные силы и отдают их под суд, потому что они убивают невинных людей».