Грязные войны: Поле битвы — Земля

Когда в 2011 г. я встретился с Шарафом в одном из кафе Саны и заявил, что Шайе считается сторонником «Аль-Каиды», он недоверчиво покачал головой. «Абдулела продолжал сообщать факты и делал это не в интересах американцев или «Аль-Каиды», а потому что верил, что говорит правду, и видел в этом задачу журналиста», — сказал Шараф. «Он был очень профессиональным журналистом, — добавил Шараф. — Это крайне редко встречается среди йеменских журналистов. 90 % из них пишут экспромтом и не заслуживают никакого доверия. Шайе был человеком с широким кругозором, отвергавшим экстремизм. Он был против насилия и убийства невинных именем ислама. Он также выступал против убийства невинных мусульман под предлогом борьбы с терроризмом. По его мнению, война с терроризмом должна вестись в культурной сфере, а не на поле боя. Он верил в то, что насилие может породить только насилие и будет способствовать распространению в регионе более экстремистских течений».

Тем временем Шарафу самому приходилось испытывать сложности с режимом Йемена, недовольным его карикатурами на президента Салеха и критикой войны, которую правительство вело на севере Йемена против меньшинства хути. Он также критиковал консервативных салафитов. Близкая дружба с Шайе также добавляла риска в его жизнь.

16 августа 2010 г. Шараф вместе с семьей только что завершил пост священного месяца Рамадан. Внезапно он услышал крики с улицы: «Выходите, дом окружен». Шараф вышел из дома. «Я увидел солдат, которых никогда не встречал раньше. Они были высокими и крупными — чем-то напомнили мне американских морских пехотинцев. Я понял, что это — контртеррористическое подразделение. У них были винтовки с современными лазерными прицелами, а форма была похожа на форму морпехов США, — рассказывал мне Шараф. Они потребовали, чтобы Шараф пошел с ними. — Я спросил, в чем меня обвиняют. «Там узнаешь», — ответили мне».

Когда Шарафа арестовывали, йеменские силы окружили также и дом Шайе. «Абдулела отказался выходить, так что они ворвались в дом и захватили его силой, избили и выбили зуб, — рассказывал Шараф. — Нам обоим одели на головы мешки, сковали наручниками и отвезли в тюрьму национальной службы безопасности, организовать которую помогали американцы». Их бросили в темные подземные камеры. Шараф вспоминал: «В течение месяца Рамадан нас примерно тридцать дней содержали в тюрьме национальной службы безопасности, постоянно допрашивая».

В течение этого первого месяца Шараф и Шайе не видели друг друга. Их перевели из тюрьмы национальной службы безопасности в тюрьму службы политической безопасности и там поместили вместе в одну камеру[1940]. После того, как Шараф пообещал больше не рисовать карикатуры на президента Салеха, его отпустили. Шайе не пошел на подобную сделку.

Тридцать четыре дня Шайе содержали в одиночной камере, не допуская к нему адвоката[1941]

. Его семья даже не знала, где он и почему арестован. В конце концов занимавшиеся его делом юристы узнали от одного из вышедших на свободу заключенных, что Шайе содержится в тюрьме службы политической безопасности, и им удалось добиться свидания с ним. «Когда Абдулелу арестовали, то на пять дней поместили в узкую и плохо пахнущую ванную комнату. Я заметил, что один из его зубов был сломан, а другой — удален. На груди были заметны шрамы, — вспоминал Барман. — Шрамов на груди было достаточно много. Он подвергался психологическим пыткам. Ему говорили, что друзья и семья покинули его, и никто не интересовался его делом. Его пытали ложными сведениями».

22 сентября Шайе привезли в суд. Обвинители попросили дополнительного времени, чтобы подготовить дело[1942]. Через месяц он был заперт в клетке для обвиняемых йеменского суда государственной безопасности. Этот суд был учрежден специальным указом президента и единогласно осуждался правозащитниками и борцами за свободу прессы как несправедливый и незаконный. Йеменское правительство назвало происходящее судебным процессом. «Да. Процесс был просто смешон, как и сам суд, — вспоминал Дайем из Комитета защиты журналистов. — Мне не удалось найти ни одного дела, рассмотренного этим специализированным уголовным трибуналом… которое хотя бы в малой степени соответствовало нормам справедливого процесса».