Читаем Грязный лгун полностью

Солнце такое яркое, что голубое небо по его краям стало выгоревше-белым, белизна распространяется, синева исчезает, словно ее выжигает солнце, подобно искре, прожигающей одеяло. Это первый день, когда весна заметно приблизилась к лету и перестала казаться просто теплой зимой.

По деревьям это тоже заметно: цветы уже уступили место листве, которая тянется вверх, к облакам, чтобы получить свою порцию тепла, ветви все покрыты зеленью, как на детских рисунках.

Я развожу руки в стороны и пытаюсь почувствовать то, что должны чувствовать они. Мне неважно, что я почувствую — что угодно, только не ту пустоту, образовавшуюся в глубине моей души, там, где я так долго хранил мои секреты — взаперти, слой за слоем укрывая их, как земля укрывает могилу… только вся почва теперь изменилась.

Если я простою так достаточно долго, может, солнце прожжет ту оболочку, которая покрывает меня, вдруг оно сможет прожечь ее, чтобы освободить меня, потому что я так долго был только лишь хранилищем своих секретов, я сам не имею содержания, когда у меня нет тайн, которые надо скрывать — как сейф, в котором ничего, не хранится.

Но я сыт по горло тем, что они определяют мою жизнь.

Я сыт по горло тем, что являюсь тем, кем они меня считают.

Я сам виноват — я так долго позволял себе быть ничем, что как бы меня ни называли, все подходило мне. Я был тем, кем они хотели, покуда то, что я хранил внутри, было в безопасности. Я был маленькой сопливой тряпкой для Роя, гомиком для Джордана, чудаком для учителей, но меня это не трогало, так как я думал, что лучше быть таким, чем быть собой.

Да пошли они!

С этого момента я буду собой.

Я больше не буду молчать.

Я буду говорить об этом, чтобы они слышали, а если им не понравится то, что они слышат, то это не моя проблема. Если им от этого будет неуютно, если их это разозлит, если это означает, что я должен буду драться, препираться или кричать, то я буду это делать.

Вот что значит не быть неполноценным.

Вот что значит быть живым.

Я снова хочу быть живым. Я не хочу быть мертвым, я не хочу прятаться в тени.

Я вышел сегодня из дому, потому что я не хотел никого видеть, ни Дженет, ни отца, которому теперь уже все известно. Я не хочу видеть свое отражение в их глазах, потому что я боюсь того, что я увижу там: как я буду выглядеть, на что похож настоящий я.

Я собирался закрыться в хижине у ручья, хотел, чтобы лес отделил меня от остального мира, но потом я остановился. Я развел руки в стороны, чтобы ощутить тепло солнца, его лучи, падающие на меня, пронизывающие меня, освещающие то, что так долго оставалось в темноте, и все, что мне осталось сделать, это закричать.

Я кричу так громко, что всему миру придется меня услышать.

Я кричу так долго, что даже птицы, которые поначалу улетели, вернулись и стали привыкать ко мне.

Я кричу с такой силой, что чувствую, как отступают демоны, потому что крик, исходящий от меня, велит им искать себе другую жертву, потому что я сильнее, чем они думают, и мне плевать, если меня кто-то видит, мне плевать, что они могут подумать обо мне, потому что я имею право быть здесь, я имею право на жизнь.

11 часов 07 минут. Суббота

Я провожу рукой по шкафчикам, когда иду по коридору, меня удивляет эхо, в котором обрывки миллионов разговоров обычно заглушают любую мысль, меня удивляет та свобода, с которой я могу зигзагами ходить от одной стены к другой, с вытянутыми руками, отталкиваясь от каждого шкафчика и притоптывая ногой в такт дребезжащему звуку, глухо разносящемуся по коридору.

Есть что-то неправильное в школе в выходные дни. Вывески, пропагандирующие школьный дух, не имеют смысла, когда их некому читать; парты не имеют смысла, когда за ними некому сидеть; классы бесполезны, когда в них выключен свет и закрыты двери; коридоры похожи на сосуды, по которым не течет ни капли крови.

Я знаю, что это здание не воспринимает меня как нечто жизненно важное. Я не являюсь частью того круговорота, движения которого формируют мнения и намечают тенденции того, какой должна быть средняя школа. Я всего лишь живу в его дыхании, мне позволено бродить в толпе других учащихся до тех пор, пока я не начинаю доставлять слишком много беспокойства.

Хотя, я думаю, оно ко мне привыкнет.

Ему придется, потому что я никуда отсюда не собираюсь, и я не убираю руку от этих шкафчиков, чтобы прекратился шум, исходящий от них. Я не собираюсь оставаться в задних рядах и молчать, когда крутые парни стараются меня запугать.

Я не говорю, что это будет легко.

Я не говорю, что не найдется придурков, которые постараются остановить меня, которые попытаются вернуть меня обратно в тень, я просто говорю, что если они и найдутся, то пусть они воспримут это как серьезное предупреждение!

Мне не пришлось долго ждать, чтобы начать вести себя по-новому, потому что из-за угла в конце коридора вышел мужчина.

— Извини, сынок, ты куда направляешься?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное