Гридень 3. Экспансия

— И я ценю помощь и поддержку от киевлян, — отвечал великий князь.

— А ты, воевода, знал, что у тебя в Братстве потомок последнего единодержавного польского князя? — спросил великий князь, усмехаясь в мою сторону.

— Ходили такие слухи. Но доказательств я не видел, но в моем стане появился человек, который может это доказать, — с некоторым недовольством говорил Иван Ростиславович.

И было не понять, чем он сейчас недоволен, факту ли, что я могу быть потомком польского монарха, или потому, что воевода разочарован появлением Алексея. Они не могли не быть знакомы, так как мой родич некоторое время жил в Звенигороде, где князем был Иван Ростиславович. Общаясь с Алексеем, он избегал темы с оценкой личности бывшего звенигородского князя. Но понятно, что при хорошем отношении князя, Лешко не сбежал бы из Звенигорода.

— Все, ступайте. Все же хворый я, отдых нужен, — сказал князь и мы пошли на выход.

Дав возможность первому выйти из палаты воеводе, меня вынуждено пропустил вперед купчишка. Я я лишь чуть задел его плечом, будто нечаянно, отодвинув Горыню, и с гордо поднятой головой вышел из палаты. На выходе я увидел маленькое чудоковатое, но симпатичное существо, Евдокия, которая, округлив свои выразительные глаза, смотрела в мою сторону, на МЕНЯ.

Глава 13

Если скучно тебе жить, хочется острых ощущений? Так заведи роман с красивой женщиной. Здесь и ревность, причем, не обязательно твоя, часто бывших кавалеров твоей красотки, финансовые карусели, эмоциональные качели. И много-много проблем. И пусть разные исторические периоды имеют свои особенности взаимоотношений мужчин и женщин, но остается всегда что-то общее, базовое.

Может, кто иной и думает по другому, но мое мнение именно такое. Возможно, я несколько и жесток к женщинам, но один раз, попавшись еще в молодости, той, в первой жизни, в «медовые» женские клещи, всю оставшуюся жизнь я общался с женщинами так, словно мстил, часто опасаясь повторения истории. Вот и в новую жизнь я перенес этот психологический флюгер.

Так что я сторонился эмоций во взаимоотношениях с женщинами. А в остальном, мы в ответе за тех, кого спасли. И сейчас, когда Рахиль, словно голодный и холодный щеночек, прижималась ко мне, чуть ли не поскуливая, я не мог оттолкнуть ее. Это не сексуальные отношения, это что-то иное, пробуждение инстинкта защитника и осознание себя человеком относительно великовозрастным, который способен красивую женщину не только хотеть, но и жалеть. Я приютил щеночка, а какая-то сука хочет моего питомца покусать.

Рахиль… Она тряслась и боялась. Оказывается этот Горыня смог донести до нее информацию, что теперь не успокоится, пока не сделает ее жизнь, а также жизнь ее отца и брата, невыносимой. Что она, мол, разрушила его реноме, как сурового и могучего во всех отношениях мужика. Теперь всеми правдами и неправдами купец хочет причинить своей жене боль и страдания.

— Ты не отдашь меня ему? Он может опять прийти, — всхлипывая, спрашивала Рахиль.

— Нет, я отправлю тебя к отцу, на мои земли. Сделаю это уже сегодня вечером. Не бойся, пойдете под серьезной охраной и с обозом. Мне и так нужно отправить обоз в Суздаль, — отвечал я.

На самом деле, это будет тоже преступление, которое может предъявить мне Горыня, что я увез его жену. Купец присылал своего приказчика, чтобы тот забрал Ирину-Рахиль к законному… хозяину, к мужу. И нельзя было воспротивиться. Только тот факт, что за женщину было уплачен половцам выкуп и что сам муж палец о палец не ударил для вызволения своей жены, сделал возможным послать нахрен приказчика.

А еще Горыня не поверил в то, что за его жену было отдано аж восемь сотен гривен серебром. Это астрономическая сумма, которая могла быть потрачена на вызволение, может, какого боярина, но не купеческой женщины. Тут на руку сыграла купеческая рачительность, ну или скупость. Выложил бы купец восемь сотен гривен и все, мне и крыть было бы нечем.

Но это не значит, что со стороны мечущегося мужа больше не будет попыток забрать Ирину-Рахиль. Это вопрос самолюбия, отмщения — а это сильные мотиваторы к совершению глупых поступков.

— Все решит Божий Суд, — сказал я, вырываясь из объятий испуганной женщины.

Я не знаю, насколько преувеличивает Рахиль, когда утверждает, что ее будут в доме Горыни мучительно убивать, но отчего-то верится, что преувеличение в данном случае не такое уж и преувеличенное. И я обещал Арону, что его дочь будет доставлена в целости и сохранности. Уже скоро мне понадобится свой купец, кроме Арона, опереться в этом деле не на кого.

— Охраняй ее, как Гроб Господень охранял бы, — приказал я Лису, выходя из комнаты Рахиль.

Именно он дежурил по гостиному дому, чтобы никто не выкрал женщину, ну и не навредил нам каким-нибудь образом.

— Не богохульствуй, брат-тысяцкий! — крестясь, сказал десятник.

— Ты меня понял, — решительно говорил я. — Готовься с темнотой уходить. Быстро, взяв полусотню с собой.

— Да, я уже, скоро, — спешно, обрадовавшись, говорил Лис.

Как же, командование полусотней! Однако, кроме него я не знаю, кому и довериться. Иные нужны мне здесь, в Киеве.