Гридень. Начало (СИ)

И он…. НАСТОЯЩИЙ. Быть такого не может, но это так. И меч с красным камнем на эфесе, и эта кольчуга со вставками пластин — все настоящее. И он нисколько не низкий, как мне показалось сначала. Я осознал, что Мирон, напротив, очень даже высок в сравнении с другими людьми.

Я закрыл глаза, подождал, вновь открыл, ничего не изменилось. Я — Владислав, сын Богояра, известный в Берладе, как Фомка, давший обет молчания. Похоже вооруженные парни начинают об этом догадываться.

Новый архив данных распаковывается у меня в голове и я уже менее болезненно воспринимаю очередную порцию информации. Я в Берладе — это город рядом с Дунаем, то есть где-то в современной мне Молдове или где-то там. Берладники же — это, словно казаки, люди, которые по разным причинам бежали со своих ранее насиженных мест. И я, судя по всему, туда же…

— Бери куну серебром, божий человек! Но не грех-то убить убивцев, а дело наше христианское оборонить единоверцев, — сказал Мирон, продолжая меня пристально осматривать.

Он протянул мне какой-то обломок металла похожий на серебро, но его быстро перехватила какая-то баба.

Я избегаю его взгляда, так как у Мирона, так его называли, могут быть ко мне вопросы, до конца мне не понятные, видимо, еще не распаковался нужный архив данных. А вот писклявую Бабу Ягу я рассмотрел. Вспомнил советские сказки, в которых образ не всегда злой бабки, но всегда крайне некрасивой, отыгрывал актер Георгий Миллер. Была и бородавка на носу, фу, и еще одна под левым глазом.

Баба… Пришло понимание, кто передо мной. Улка, так зовут эту тварь. Что удивительно, ей нет сорока лет, а я бы дал все восемьдесят с гаком годиков. Она чаще всего просит у людей милостыню для меня. Именно так. По мере «распаковки архивов» я все больше осознавал себя личностью, которая прямо сейчас формируется из двух людей.

— Вот на том, спаси Бог тебя, вот енто так, по-христиански сирому немому помочь, — запричитала она, часто кланяясь.

— Сюда отдай! — вырвалось у меня.

Чуть ли не выворачивая руку бабе, я забрал у нее кусочек серебра.

Тело будто само среагировало, похоже, злобы на эту бабульку скопилось через край.

Уже чуть меньше ощущались уколы, я смог пошевелить даже пальцем на ноге. Однако, говорить о том, что полностью овладел своим телом, рано.

В толпе разом повисла тишина, как будто молния в поляну ударила. А потом все зашептались:

— Заговорил… Фомка заговорил.

У Мирона же лицо вытянулось, он стал переглядываться с другими ратниками. Явно был чем-то удивлен.

Вокруг меня было человек… несколько сотен было точно. Разношерстная публика. Были те, кто не многим отличался облачением от князя, правда, таких мало. Стояли вокруг и люди без оружия, скорее всего, ремесленники и купцы. У них были добротные пояса, которые провисали от тяжести калит, толстых мешочков, где наряду с русскими гривнами могли храниться и ромейские монеты. Это также пришло в голову, как только я подумал, что может находиться в мешках на ремнях.

Чуть в стороне стояли и другие люди. Вот это была, по всей видимости, городская беднота. Крайне заляпанные, часто порванные одежды из ткани, более всего похожей на мешковину. У них не было ни ремней, роль которых выполняли веревки, ни каких-то предметов, по которым можно было определить род занятия людей.

Берлада — своего рода отстойник, куда стекаются те, кто по разным причинам стал неугодным власти и месту, где до того проживал. Или же Берлада — это дом для тех, кто бежал от других и от себя самого. От чего бежал я?

— И когда ты молвить стал? Все же мычал, да рычал! — обомлел мужик с мордой кирпичом, оказавшийся ближе остальных.

Да это, с позволения сказать, «лицо» точно просило кирпича. Вот взять стереотипную внешность бандюгана, срастить ее с образом конченого пропойцы и выйдет такой вот персонаж. Но все ждут от меня ответа.

— А вот сейчас и стал разговаривать, — отвечал я, стараясь быстро размышлять о своем положении.

— Люди вот мне сказывали, что ты, прежде, чем в скит идти, отбился от половецкого отряда, один во всей дружине выжил. Правда то али какой вымысел люда острого на язык? — спросил Мирон… ага, вспомнил, он десятник в дружине князя без княжества, Ивана Ростиславича.

Почему-то в памяти всплыла и такая информация. Я знал, что Мирон только что прибыл в Берладу.

И тут «распаковался» очередной информационный пакет. Удалось проломить барьер. Чье-то сознание внутри меня, наверняка, реципиента, тщетно сопротивлялось именно подобной информации.

Каленое железо мне в бок, жар, приторный запах подпаленного человеческого мяса, моего мяса, ухмыляющиеся, веселящиеся…. Степняки… Я ненавижу Степь. На поляне сидели шесть степных разбойников, людоловов. Возможно, это были половцы-кипчаки. Скорее всего, они, но также могут выглядеть и клобуки, и даже мадьяры. Эти степные тати, придерживая кости, жадно откусывали большие жирные куски мяса, не заботясь о том, что жир капает на халат. Они даже хвастались друг перед другом тем, насколько просаленные халаты.