Григорьев пруд

Но по нахмурившемуся лицу Федора догадался: промашку дал. Приостановившись, смущенно руку опустил. Федор, пригнув голову, протиснулся мимо и крупно зашагал не оглядываясь и не слышал, что ему в спину кричал Ерыкалин.

Начальник участка, увидев Федора, распаренного, шумно дышавшего, спросил, улыбаясь:

— Видать, молодая женушка притиснула?

Но так ворохнул на него сердитыми глазами Федор, что начальник смущенно крякнул и тут же перешел на деловой тон:

— Везет тебе, Федор, работенка сегодня пустяковая, часа на три, не больше... На пятый участок пойдешь... Там лаву для комплекса готовят. Нишу для комбайна отладишь. Вот путевка.

— Не пойду.

— Как это не пойдешь?

— На пятый не пойду, — повторил Федор.

— Да ты что, белены объелся?! Тут и путевка выписана. Вот! — И хлопнул по листку, лежавшему на уголке стола. Подскочили карандаши в стаканчике, рассыпались по столу. Подбирая их, начальник уже спокойно заговорил: — Ладно, не шуми, сбегай за Котовым. Может быть, еще не ушел. Он-то с удовольствием поменяется.

— Где он?

— Здесь где-то... Кажется, в механический цех собирался. Поторапливайся, как бы в шахту не спустился.

Бегом подался Федор в механический. Располагался он примерно в километре от быткомбината, и надо было пройти через весь шахтный двор. И как назло — такое уж утро выдалось несчастное! — на каждом шагу натыкался на знакомых шахтеров, и каждый норовил спросить, куда это он навострился. Взмок, пока до цеха добрался. Только железную скрипучую дверь отворил, увидел Котова. Но еще мгновением раньше увидел на дощатой площадке комбайн — новенький, промасленный, со стальными, до блеска отшлифованными ручками управления.

«Вот он какой!» — задохнулся от волнения Федор.

И забыл про Котова, про то, что путевку должен ему вручить, осторожно, как бы боясь, что комбайн может исчезнуть, подошел поближе, опустился на корточки, пощупал холодные ручки и сразу же приметил, что на щите управления больше ручек, чем на комбайне «Донбасс». Зачем они? Для чего? Вот так же три года назад, на соседней шахте, куда он пришел вместе с Леонтием на производственное совещание, увидел он впервые в механическом цехе угольный комбайн. Увидел и остановился, очарованный, и долго стоял перед комбайном, пристально всматриваясь в каждую деталь красавицы машины, весело поблескивающей в лучах солнца, и не слышал, как звал его Леонтий. Тогда же и проклюнулась упрямым ростком мысль стать самому машинистом вот такого огромного, прекрасного комбайна.

— А ну, парень, подвинься чуток, — грубовато оттолкнул его слесарь в промасленной спецовке и, достав из сумки, которую бросил рядом с собой, гаечный ключ, ловко и быстро — хозяином чувствовал себя — стал подкручивать что-то под щитом управления.

— Много еще работы? — спросил у слесаря Федор.

— Ты кто, машинист? — спросил слесарь.

Федор кивнул.

— Не терпится? — Вытер ладонью вспотевшее лицо, твердо сказал: — Завтра и закончим.

— Завтра?

— Разве поздно? Стараемся...

Федор, не слушая больше слесаря, который с удивлением смотрел ему вслед, заторопился к выходу. Он уже не думал о том, почему не пришел к нему Леонтий. Об этом он подумает позже, а сейчас ему нужно как можно скорее увидеть бригадира. Может быть, еще не поздно? Может быть, есть еще надежда?

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

В середине марта такелажники спустили в откаточный штрек новой восьмидесятой лавы, предназначенной для освоения комплекса, все сто сорок секций, и теперь предстояло эти секции установить в один ряд по всей линии лавы.

— Сколько дней потребуется, Павел Ксенофонтович? — спросил директор шахты.

Спросил в надежде, что Зацепин за тот отрезок времени, как встретился с ним и представил подробный план работы комплекса, может переменить сроки монтажа. Но Зацепин твердо ответил:

— Две недели. Так спокойнее.

— Как вы считаете, Леонтий Михайлович? — обратился Кучеров к Ушакову.

— Будем стараться, Семен Данилович, — ответил Леонтий и взглянул на Зацепина: правильно ли сказал?

Он еще никак не мог избавиться от неприятного чувства, которое возникло при первой же встрече с начальником пятого участка. Даже непонятно, отчего. Или оттого, что Зацепин был ему незнаком, или оттого, что не приглянулся его внешний вид, уж слишком начальственный; серьезность и строгость подчеркивали очки в тонкой золотой оправе. А может быть, больше всего оттого, что вел тот себя сухо, сдержанно, осторожно. «Или он хитрый, или не уверен в себе», — подумал о Зацепине Леонтий Ушаков. И не знал, как себя вести с этим человеком. На всякий случай решил, что лучше будет, если, он станет прислушиваться к мнению Зацепина, соглашаться с ним. «А там... там увидим», — успокоил себя Леонтий.

— Не будем торопиться, — поддержал начальника участка Алексей Иванович, — посмотрим, как первая смена пройдет.

— Что ж, посмотрим, — согласился Кучеров.