Григорий Распутин

Распутин обладал силой душевного внушения, доходившей до необычайно высокой степени, наибольшего накала. Каким-то внутренним напряженным сосредоточением всей своей воли он достигал результатов столь неожиданных, сколь и исключительных.

По словам директора департамента полиции

С. П. Белецкого, в 1913 году Распутин брал уроки гипноза. Белецкий, «собрав более подробные сведения об этом гипнотизере X., принадлежавшем к типу аферистов, спугнул его, и он быстро выехал из Петербурга». Об «уроках» Белецкий узнал из перлюстрированных писем гипнотизера к его подруге, и не ясно, не выдавал ли тот, возлагая «большие надежды... на Распутина», желаемое за действительное.

Старшая дочь Распутина Матрена, напротив, неоднократно повторяла, что «у него (Распутина. — В. Т.) было не только отвращение, но просто ужас к таким вещам. Я вспоминаю, как однажды известный гипнотизер пришел к моему отцу со словами: «Мой дорогой коллега». Отец в раздражении вышвырнул его из дома».

По всему мироощущению Григория Распутина слова его дочери кажутся стоящими ближе к правде. Возможно, что своим удивительным взглядом, плавными и загадочными движениями рук он приводил в более податливое, внушаемое состояние тех, кто обращался к нему за помощью. Гипнотическое состояние, как правило, необычайно повышает внушаемость — но вовсе не обязательно для внушения. Нельзя исключить, что Распутин обладал редчайшей способностью генерировать еще не изученное наукой так называемое биологическое поле. Его дочь Матрена неоднократно упоминала о «нервной силе, витальности, исходившей из глаз отца, из его исключительно длинных прекрасных рук». Согласно мнению Сергея Труфанова, распутинская сила «исходит у него не через руки, а преимущественно через его серые, неприятные, пристальные «резкие» глаза. Этой силой он прямо-таки покоряет себе всякую слабую впечатлительную душу».

Сам Распутин считал, что от его тела, от прикосновений рук исходит сила, — «разве можно зарывать свой талант в землю?!». С большой уверенностью можно сказать, что внутренняя сила Распутина опиралась на силу его веры и силу его воли. Правда, у Распутина не было образования, чтобы создать какое-то подобие системы. Единственным объяснением собственной силы для него было то, что «через него действует Божья воля».

С внушением и самовнушением мы имеем дело тысячелетия — и тысячелетия этот вопрос остается одним из самых необъяснимых и загадочных. Загадочных, если говорить о причинах и пределах так называемой суггестивной силы, но ее приложение в сфере медицины общеизвестно.

Каждая вторая болезнь — явление исключительно психосоматическое. По-видимому, в той степени, в какой вовлечена психика, может действовать и суггестивная сила. С помощью последней можно окончательно излечить от неврастении кишок, но не такую страшную болезнь, как гемофилия, — возможно только на время остановить кровотечение и максимально облегчить страдание больного.

Но Распутин чувствовал своего «пациента» и своего «прихожанина», верил, что может его вылечить, и усилием своей воли, посредством молитвы, передавал эту веру ему. В сущности, его лечение «тел» не отличалось от лечения «душ» и требовало от пациента доверия и подчинения. Если его воля встречалась с чужой, то большая часть внутренней силы могла просто уйти на ее преодоление.

Распутин считал, что для приложения данной ему Богом силы к больным «духом» или «телом» нужны доброта и любовь, а первое условие «излечения» — это пробуждение в больном веры.

— Ну а как же вы узнаете, чем болен человек? — спрашивал его собеседник.

— Пока в душу не заглянешь, что можно сказать?.. У всякого свое горе... И труднее всего заставить человека поверить, — ничуть не смущаясь, отвечал Григорий Ефимович. — Безверие — это та же болезнь, но «нет такого человека, которого нельзя было заставить поверить и утешить. Хотя с настоящими неверующими плохо... Будешь говорить с ними, меньше всего упоминай про Бога... Главное, полюби, узнай, отчего страдает человек... Не можешь полюбить человека — ничего не выйдет».

Как о примере удачного лечения Распутин рассказывал об одном чиновнике, на глазах которого революционеры убили петербургского градоначальника фон Лауница. Потрясенный чиновник «целых три дня кричал, никого видеть не хотел. Позвали меня. Начал я за ним ухаживать: то подушечку поправлю, то нежно и любовно поглажу, то уговорить стараюсь: «все, дескать, пройдет, простить надо и все забыть... Забудешь и начнешь выздоравливать...» «Забыть? Забыть? Забыть? — вскричал, наконец, больной, — в тебя бы, старый черт, стреляли, так ты другую песню бы запел». Как сказал он это, отлегло от сердца, и выздоравливать стал».