Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Три недели спустя первый департамент вынес постановление о назначении предварительного следствия, которое и признало, что к генералу Сухомлинову, согласно обвинительному акту, надо применить личное задержание. Верховный следователь доложил об этом министру юстиции, который согласился на арест Сухомлинова. Бывший военный министр был заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Жена его, игравшая такую важную роль в его вольных и невольных связях с лицами, уличенными в шпионстве, не только была оставлена на свободе, но ей даже были разрешены свидания с мужем. Она добилась через Распутина аудиенции у царицы, и та ей стала покровительствовать». (Родзянко М.В. Крушение империи и Государственная Дума и февральская 1917 года революция. М., 2002. С. 160–161.)

Император Николай II отправился 2 марта из Царского Села в Ставку в Могилев.

«2-го марта. Среда

С самого чая читал, писал Николаше, принял Бориса [Владимировича], адмирала Бестужева, Штюрмера, Шебеко и Козлова из Монголии. Почти не видел Аликс; простился с ней и поехал на станцию с детьми в санях.

В 12 час. тронулся в поездку, через Тосну по Николаевской ж. д. Гулял на двух станциях. Много читал. Голова устала от последних дней.

После обеда поиграл в кости»[157].

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича о событиях той поры: «А во дворце в это время решался вопрос о министре внутренних дел. Об удалении Хвостова Государь уже решил твердо. Он так ясно понимал всю суть этого дела, что держать Хвостова просто не мог. Ведь он читал все документы до покаянных писем Ржевского и Илиодора включительно. Он знал дело лучше всякого Штюрмера. Еще накануне Штюрмер по требованию Государя представил список трех кандидатов на пост министра вместо Хвостова: князя Николая Голицына, графа Алексея Бобринского и егермейстера Петра Стремоухова. Государь министром внутренних дел назначил Штюрмера.

Ровно в полдень императорский поезд унес Государя в Ставку». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск., 2004. С. 294–295.)

Государыня Александра Федоровна в этот же день написала супругу письмо:

«Мой родной, милый!

Не могу тебе выразить, какое удовольствие мне доставило твое пребывание здесь, хотя тебе оно принесло бесчисленные хлопоты и было утомительно. Больно, что тебе приходится приезжать домой не для отдыха, а наоборот, поэтому я должна даже радоваться, когда ты уезжаешь. Такое счастье, что мы причастились вместе! Эти последние дни я совершенно одурела от боли, так что была ни на что не годна; многих вопросов хотелось бы коснуться до твоего отъезда и так и не могла их вспомнить. Я в отчаянии, что мы через Гр. (Распутина. – В.Х.) рекомендовали тебе – Хв. (А.Н. Хвостов, министр внутренних дел. – В.Х.

). Мысль об этом не дает мне покоя, ты был против этого, а я сделала по их настоянию, хотя с самого начала сказала А., что мне нравится его сильная энергия, но он слишком самоуверен и что мне это в нем антипатично. Им овладел сам дьявол, нельзя это иначе назвать.

Я в последний раз не хотела об этом тебе писать, чтоб не беспокоить тебя, но мы пережили тяжелые времена, и поэтому было бы спокойнее, если бы теперь, до твоего отъезда, что-нибудь было решено. Пока Хв. у власти и имеет деньги и полицию в своих руках, я серьезно беспокоюсь за Гр. и Аню. Дорогой мой, как я устала! Твое дорогое присутствие и нежные ласки успокаивают меня, и я боюсь твоего отъезда. Не забудь держать при себе икону нашего Друга как благословение для ближайшего “наступления”. О, как я хотела бы всегда быть с тобой, разделять с тобой все, видеть все! Впереди такое тревожное время. И так неопределенно, когда мы опять увидимся. Мои молитвы непрерывно сопровождают тебя, родной мой. Да благословит Господь твою работу, все твои начинания и да увенчает их успехом! Хорошее время настанет, если ты будешь терпелив, я в этом уверена, только многое надо еще претерпеть. Я знаю, что значит для твоего сердца все эти “потери и смерти” – воображаю, как Эрни теперь страдает! О, это ужасная, кровавая война! Извини за скверный почерк, но голова и глаза болят, и сердце ослабело от всех этих страданий. О, мой дорогой, любимый, бесценный, мой Солнечный Свет, так тяжко, когда ты уезжаешь, хотя ты еще гораздо более одинок, и мне-то не следует жаловаться, но для меня такая отрада и отдых чувствовать твою дорогую близость. Прощай, милый, любимый мой. Да благословит тебя Господь Всемогущий, да сохранит он тебя от всякого зла на всех путях твоих и да благословит он все твои начинания! Да поможет он тебе найти достойного преемника для Хв., чтоб у тебя было одной заботой меньше!

До свидания, Светик, обнимаю тебя горячо и нежно целую, остаюсь, любимый, твоей верной

Женушкой.