Григорий Шелихов

льщу! - богатырей, как Шелихов, как Баранов, железный человек, но и

ваши подвиги пребудут втуне, ежели не обопрутся они на тысячи

трудолюбивых...

- С этим и стучался я к Александру Романовичу, - живо откликнулся

Шелихов. - Да понял, не в ту дверь попал, как стал он допытывать,

почему помещиков в Америку не зову.

- Из письма Альтести явствует, что граф Воронцов принял, однако,

в резон ваш стук, - заступился Резанов за Воронцова. Его Николай

Петрович почитал наиболее законченным в российских условиях

приближением к своему идеалу просвещенного государственного мужа. -

Отставку и отклонение прожекта Александра Романовича я полагаю самой

неблагоприятственной нам новостью из того вороха, что подбросил

Альтести. Без заселения Америки россиянами и не видать нам Америки,

раньше или позже! Из людей, окружающих трон, лишь Александр Романович

понял, что нынешние шумы вокруг европейской политики именно

благоприятны для осуществления сего мероприятия... Сколько русских

наберется в нашей Славороссии? - живо спросил Резанов.

- Кладите двести человечков с теми, что с Кусковым отъехали, да

лебедевские ватаги, токмо они с нами, как турки, всегда в войне, о

двустах душах считайте, - ответил, прикинув, Шелихов и запнулся, когда

пред его умственным взором возникли во всей своей оторванности и

заброшенности эти травинки-побеги русского корня, прозябающие на

суровых берегах, у подножия чудовищных ледников, огнедышащих вулканов

и необозримых девственных лесов неведомой страны.

- Все одно, - тихо и уверенно добавил Шелихов, - и с теми, что

сейчас там промышляют, берусь и Бентама, и Кокса, и бостонского Астора

десять лет на мою землю не допускать, а об руку с Барановым и тобой,

любимик мой, и вдвое дольше сдержу... Никогда не допущу!

Так, строя сложные стратегические планы преодоления столичного

скудоумия и небрежения к интересам отечества, перебирая всяческие

возможности привлечения россиян в Америку, они остановились на том,

что Николай Петрович подаст в Петербурге при удобном месте и случае

мысль ссылать в Америку объявившихся в Южной России духоборов -

последователей новой опасной в глазах правительства ереси.

Русские пахари, насильственно переселяемые в дикие степи

Новороссии, заразились ею от поселенных там же Екатериной

фризов-анабаптистов, придерживавшихся учения сожженного германскими

феодалами на костре в Мюнстере портняги-ремесленника Яна Бокельсона.*

Господствующая церковь резонно усмотрела великий соблазн возрождения

чужеземной ереси на российской почве и воздвигла крестовый поход

против духоборов. (* Голландец Бокельсон, портной, вождь воинствующих

анабаптистов, более известный под именем Иоанна Лейденского, которого

германские феодалы в 1536 г. сожгли на костре в Мюнстере.)

- Проездом через Нерчинский острог видел я этих людей - много их

в Сибирь на рудники нагнали, - рассказывал Григорий Иванович. - Из

потемкинской Новороссии в нашу Славороссию они охотой пойдут! Со

многими беседовал... Правильные люди! Вера эта для мужиков наших через

то лакома, что на честнейших правилах основана, и важнейшее их

попечение ко всеобщему благу относится... Нам что до того, како

веруют? Мы не попы и не помещики...* (* Под давлением церковников и

дворян-помещиков Екатерина II первая начала преследовать духоборов.)

- "Религия и разум не могут существовать одновременно", заметил

Вольтер, а я зарок себе положил: подальше от церковных дрязг! - сказал

Резанов. - Прославят нас заступниками богопротивников, этого

недоставало!

- Препоручите Альтести обратить нам на пользу сию оказию. Он за

деньги с Пугачева анафему снимет! - продолжал Шелихов настаивать на

своем. - А на мужиков для Америки денег не жаль...

- Золото открывает все дороги! Попробую содействовать вам,

Григорий Иваныч, если случай представится, но заранее предвижу: успеха

не будет! - согласился Резанов. - И клянусь всегда и везде ваше дело

считать своим кровным делом. Хоть не по сердцу мне коммерция и разные

мануфактуры, но коль это касается Америки, сделаю все, что смогу!

5

Зачисление на службу по герольдии отравляло Резанову радость

возвращения в столицу.

Преувеличивая ничтожность предстоящих занятий по должности и

предвидя незначительность своего положения в обществе, Резанов

оставался в стороне от забот Натальи Алексеевны, хлопотавшей насчет

отбора приданого Аннет и всего необходимого им для жизни в столице.

- С милой рай и в шалаше! Что нам нужно, не так ли? - говорил

Николай Петрович, обращаясь за поддержкой к жене.

- Нам совсем немного нужно, - соглашалась Аннет, - какие-нибудь

мелочи разве... Голубая tunique, и розовая chinoise* с собольей

опушкой, медальон с вашим портретом и та чашечка, из которой мы вместе

чай пьем, и... - рассудительная Аннет стала добавлять к столичному

"шалашу" такое количество "мелочей", что Наталья Алексеевна,

поглядывая на посрамленного зятя, в конце концов торжествующе