Григорий Шелихов

ехавшего сзади Коха с личной охраной, упорно держали людей посредине

грязевой реки, топча конями и полосуя по чем попало нагайками

отстающих.

- С облавы ведут! - догадался Шелихов и досадливо поморщился,

припомнив, что он сам несколько дней назад присоветовал Коху устроить

облаву в разгаре дождя. - И до чего же глупая и злая на русских голова

у немцев. В грязи купает, нарочно изгаляется, свистун проклятый...

Чувствуя угрызения совести за скверный сговор с Кохом, Шелихов

отодвинулся от оконца, как вдруг его внимание привлек двигавшийся в

толпе уверенно и не спотыкаясь высокий, просторный в плечах мужик, с

яркими голубыми глазами, с лицом, заросшим черной курчавой бородкой.

Продвигаясь, голубоглазый поддерживал товарища, изнуренного, видимо,

тяжкой болезнью человека в насквозь промокшем изорванном азяме.

"Неужто тот... гайдук Жеребцовой? - силился припомнить Григорий

Иванович черные усы на молодом румяном лице и грустные голубые глаза

детины, который почти на руках снес Шелихова в сани после припадка у

Зубова. - И как имя-то его? Забыл, прости господи... Да что теперь в

имени, оно теперь другое у него, имя... А выручить парня надо, в

Коховых руках останется - в жеребцовские попадет, и тогда уж

пропадет..."

Направив Коха на своих сбежавших рабочих, Шелихов сейчас вдвойне

почувствовал необходимость сделать что-то, чтобы спасти парня,

невольной причиной несчастий которого ему привелось стать три года

назад.

- Здоров, господин комендант! - вышел Шелихов на крыльцо, не зная

еще сам, что сделает. - С уловом вас, - сказал он, вглядываясь в то же

время в голубоглазого человека. - А ты как попал в честную компанию?..

Этого вы мне зараз же отпустите, господин комендант, первый мой

такелажник и позарез нужный!..

Стенька с первого взгляда узнал Шелихова, когда тот вышел на

крыльцо. Преодолев невероятные препятствия, он и в Охотск пробрался с

тайной мыслью, что именно здесь, на краю света, на берегу последнего

моря, он откроется мореходу и попросит перебросить его в заокеанскую

страну, где, как он уже слышал среди зубовской дворни, найдено людям

счастье и богатство.

Стенька не считал морехода виновником выпавших на его долю

испытаний и горькой судьбы. Три года жизни в бегах, - а за это время

он пешком из Петербурга, с запада на восток, через всю Россию,

добрался до Охотского студеного моря, - научили Стеньку многому.

Думая об этой встрече, Стенька почему-то всегда был уверен в ее

добром для него, а не худом конце и потому строил радужные планы своей

будущей жизни в шелиховской заокеанской Америке. Там его уже не

достанут маленькие жесткие руки Ольги Александровны Жеребцовой.

- Прости бога для, хозяин, сам вижу... и уж никогда Мишка Глазов

против твоей воли не пойдет! Прости, - понял и находчиво отозвался

Стенька на явное намерение Шелихова выручить его из рук Коха.

- Отпусти парня, Готлиб Иваныч, я сам из него дурь линьками на

корабле вышибу... Полный рацион получишь, Мишка! - с угрозой

проговорил Шелихов, смеясь в душе над глупостью Коха и довольный

находчивостью Стеньки, назвавшего ему свое беглецкое имя.

Захваченные Кохом сбежавшие с кораблей работные и те несколько

бродяг, с которыми Стенька добирался до Охотска, такому разговору

удивились, но что-то поняли и виду не подали.

"На фарт парень попал. Комендант в дураках останется, а купец...

будто и на человека похож купец, когда нашего брата из беды выручает",

- думали они, терпеливо переступая застывшими в воде ногами.

- Остальные пошли! - заорал сердито Кох, толкнув к мореходу и

подозрительно оглядывая остановившегося перед крыльцом "такелажника

Мишку Глазова". - Не забудьте этого в счете, Григорий Иваныч, особливо

ежели человек вам нужный, - сказал Кох, многозначительно мотнув

головой в сторону Стеньки.

Когда партия людей скрылась за поворотом бугра, на котором

высился полуразрушенный ветряк, Шелихов вошел в избу, махнув рукой

Стеньке следовать за собой.

- Рассказывай, все начисто рассказывай, парень, где тебя ноги,

почитай, три года носили? - тоном хозяина, принимающего отчет от

работника, спросил мореход, уже сидя на скамье за столом. - Токмо

допреж скажи мне имя твое хрестьянское... Обличья и старанья твоего,

как видишь, не забыл, а имя запамятовал...

- Стенькой звали, Степаном...

- Ладно! - кивнул Григорий Иванович. - Рассказывай, Степанушко, а

чего не хочешь сказывать - промолчи, токмо безо лжи...

Горница была чисто прибрана. На стенах висели карты и портрет

Петра I, зачинателя империи и российской коммерции, скопированный по

заказу Шелихова изрядным художником из ссыльных поляков в Иркутске с

портрета, украшавшего присутственное зало во дворце наместника. В

глубине горницы у печи виднелись завешенные чистой парусиной полати,

похожие на те кровати, которым Стенька удивлялся в столице, в доме

Жеребцовых...

Стенька помолчал, как бы собираясь с мыслями, перевел дух и

начал:

- Не сумел я, значит, к ней вас завернуть, господин. В сани...