И. В. Сталин прочитал доклад по национальному вопросу, вернее — о самоопределении. Предложил: «угнетенным народам, входящим в состав России, должно быть предоставлено право самим решать — хотят ли они остаться в составе Российского государства или выделиться в самостоятельное». Но тут же заявил: «Вопрос о признании права на отделение не следует смешивать с вопросом о целесообразности отделения... Я думаю, что девять десятых народностей после свержения царизма не захотят отделиться»26
.Но если и Ногин, и Сталин только ставили проблему, предлагая участникам конференции решить ее, то Зиновьев, как и Ленин, оказался категоричным. Предлагая резолюцию по своему докладу «Об отношении к Временному правительству», чуть ли не потребовал признать: оно «по своему характеру является органом господства помещиков и буржуазии». Ну а коли так, то следует «обеспечить успешный переход всей государственной власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов или других органов, непосредственно выражающих волю большинства народа».
Развивая эту мысль, Григорий Евсеевич предложил обвинить Временное правительство в том, что оно: «оттягивает созыв Учредительного собрания», «препятствует всеобщему вооружению народа», затрудняет «передачу земли в руки народа», «тормозит введение 8-часового рабочего дня», «предпринимает шаги, направленные против революционных завоеваний армии». «Стране угрожает голод, продовольственный кризис все больше и больше обостряется, и страна приближается к экономическому краху».
Остановившись, как Ленин и Ногин, на вопросе перехода власти в руки Советов, однозначно заявил: «Данное место является нервом всей нашей агитации и плана. Это гвоздь, который мы должны вбить, на котором должно быть сосредоточено все наше внимание». И подчеркнул, повторив говорившееся им же на Петроградской конференции: «Мы выдвигаем, в противовес шатанию и соглашательской политике меньшевиков и эсеров, план относительно перехода власти в руки пролетариата... Мы — против коалиционного министерства»27
, на чем настаивали его заочные оппоненты.На последнем, девятом заседании, вечером 12 мая, Зиновьев выступил по вопросу о «Положении в Интернационале и задачах РСДРП(б)». Вернее, завершил обсуждение доклада Ногина проектом резолюции — ответа на предложение Бергбьерга участвовать в Стокгольмской международной социалистической конференции. И хотя еще тогда, 8 мая, никто не выступил в поддержку такой поездки, а Ленин, Дзержинский, Каменев и он сам, Зиновьев, обоснованно ее отвергли, все же была создана редакционная комиссия, включившая Ленина, Каменева и Дзержинского, которой следовало окончательно сформулировать общее решение.
Выступая, Григорий Евсеевич подробно остановился на причинах того, что и привело, по его выражению, к смерти II Интернационала.
«Перед началом теперешней войны, — сказал Зиновьев, — в большинстве европейских рабочих партий оппортунизм взял верх. С началом империалистической — в 1914 году — войны оппортунизм превратился в социал-шовинизм, в “оборончество”. Оборонцы провозгласили “защиту отечества” в грабительской империалистической войне, совершили измену делу рабочего класса. Оппортунизм погубил II Интернационал». Добавил, поясняя: «Большинство социалистических партий II Интернационала перешло на сторону социал-шовинистов».
Перейдя к текущей ситуации, Григорий Евсеевич так охарактеризовал ее. В мировом рабочем движении сложилось три основных направления. Во-первых, «оборонцы» всех стран, которые практически порвали с социализмом. Во-вторых, «центр» во главе с Каутским и Гаазе в Германии, Лонге и Прессманом во Франции, Аксельродом в России, Турати в Италии. С теми, кто заменил революционный социализм пацифизмом и отстаивает единство с «оборонцами». В-третьих, «революционные интернационалисты, которые начали борьбу против войны во всех странах». И назвал последних поименно, повторив то, что написал в статье «Взаимная амнистия», опубликованной совсем недавно, 26 апреля. И охарактеризовал их как «единственное направление, оставшееся верным социализму».
Так как такой расклад относился к началу мировой войны, Зиновьев поспешил разъяснить: «Циммервальд как целое в ряде стран стал тормозом для социалистического движения», но вместе с тем «он развязал нам руки и мы можем предпринимать шаги своего восстановления Интернационала... И, быть может, нам удастся извлечь из Циммервальда ту группу, которая должна идти с нами и которая, быть может, только в силу недостаточного доверия к нашей партии сейчас еще не с нами».
Тем самым Григорий Евсеевич, проявляя предельную нетерпимость к отечественным социалистам, к европейским оказался значительно добрее. Не желал порвать с ними со всеми окончательно, надеялся, пусть и частично, объединиться. Сделать то, что сам недавно полностью отвергал. Потому-то и предложил участникам конференции все же одобрить поездку нескольких большевиков в Стокгольм, хотя и с чисто информационной целью.