Григоровы острова (Заметки о зимнем ужении рыбы)

Так же как для страстно влюбленного человека приятно, когда говорят при нем о женщине, которую он любит, и так же, как ему самому приятно говорить о ней, так и рыбак-подледник от разговора о рыбалке получает большое наслаждение. Кроме того, надо ведь сколотить компанию, кроме того, надо ведь сколотить такую компанию, чтобы кто-нибудь был «лошадник», то есть с машиной, на которой можно было бы выехать на водоем.

Это, конечно, своего рода аристократизм. Большая часть москвичей-фанатиков выезжает на водоем по железной дороге.

В ночь с субботы на воскресенье на вокзалах Москвы, в особенности на Савеловском и Ярославском, появляются люди, одетые хоть и разнообразно, но все же как бы чуть ли не в форме. Почти как десантники. Или как водолазы.

Москвичи в это время все больше в туфлях да модных пальто. Зябко. Надо бежать бегом, подняв воротник, а чуть приостановишься на остановке, стучи носками туфель нога об ногу, прыгай на одной ноге, колоти ладонью о ладонь в тонких перчатках. Потуже запахивай полы пальто и отвороты на груди. Ан, сзади, из-под низу забирается мороз. Неудобно городскому человеку в морозные ветреные ночи, если окажется так, что нет поблизости никакого транспорта.

И вдруг шествуют среди спешащей и зябнущей толпы неторопливые люди в валенках с галошами, тяжелых шубах (и брезентовых плащах поверх шуб). В таком наряде они немного неповоротливы. Точь-в-точь как водолаз на суше, зато хорошо будет сидеть десять часов на одном месте под метелью или снегопадом.

У каждого, как нам теперь доподлинно известно, ящик через плечо, на котором можно посидеть возле кассы или на перроне в ожидании поезда. В руках – пешни, вроде как оружие.

Добропорядочные москвичи разъезжаются из театров, гасят телевизоры, выключают радио, ложатся спать. Затихает, затухает заснеженный зимний город. Чем больше, чем глубже он засыпает, тем больше накапливается на вокзалах людей в шубах и валенках, с деревянными ящиками через плечо. Спите, москвичи. Завтра, когда вы будете открывать глаза и сладко потягиваться в своих теплых постелях, эти чудаки с ящиками будут уж сидеть на льду, на водоеме, встретив зимний рассвет. (Многие, многие тысячи чудаков на всевозможных подмосковных водоемах в радиусе не менее двухсот километров.) Вам непонятна эта причуда (десять часов на льду), а им непонятно, как можно лежать и нежиться в постели, когда на земле рассветает и начинается уж мало-помалу активный окуневый клевишко. За десять часов происходит такая вентиляция всего организма, из таких глубоких его уголков выветривается все застоявшееся и затхлое, что потом целую неделю вы ходите, как новорожденный, и работаете вдесятеро.

Рыбак-подледник бывает разный: рыбак-пенсионер, рыбак – рабочий и служащий, рыбак-военный, рыбак-министр, так сказать, государственный деятель, рыбак-интеллигент (ну, конечно, и местный рыбак – совершенно особая категория).

На поездах (на озеро Сенеж, в Хлебникове, в Водники, на Яхрому, под Иваньково) выезжают все больше пенсионеры, «безлошадники», люди, не связанные ни с каким учреждением.

Рыбак – рабочий, служащий и военный хорошо и четко организован. Завод ли, министерство ли, воинская часть ли (а также и военные академии) выделяют к субботе специальные служебные автобусы, на которых едут любители уж не в Водники и Хлебникове, а к отдаленным водоемам: на Плещееве озеро, на Истру, на озеро Неро, на реку Сару.

Рыбак – государственный деятель выезжает в ЗИЛах.

Рыбак-интеллигент чаще всего группируется по пять-шесть человек вокруг одной частной «Победы» или «Волги».

Местные рыбаки ходят пешком, а по первому льду гоняют на велосипедах.

Кроме вокзалов, большое скопление рыбака-фанатика в ночь с субботы на воскресенье отмечается возле метро «Сокол». Они сидят там на ящиках и, поднимая руки, просят, чтобы их подвезли те самые служебные и военные автобусы, о которых только что шла речь.

Для меня на первых порах не было вопроса о транспорте. Меня взялся приобщать к подледному лову мой друг Саша Косицын, а у него в то время был старенький-престаренький «Москвичок», состарившийся главным образом по пути к различным водоемам. На своем «Москвиче» можно выезжать не с вечера, а перед утром, часа так примерно в три-четыре.

Надо бы выспаться перед выездом. Все готово, все уложено в ящик. Но уснуть перед выездом почти невозможно. Я думал, что это только у меня такое волнение, такая нервная организация, но в тот же день Саша мне признался, что он еще ни разу не спал как следует в ночь перед выездом.

Началось все с большой неудачи. Когда Саша подъезжал к моему дому и пересекал трамвайную линию, у «Москвича» лопнула задняя рессора. Машина сразу дала косой крен на правую сторону, нижняя часть кузова едва-едва не чертила по асфальту.

Втайне я побаивался десятичасового морозного сидения, и мне, еще вовсе не рыбаку-фанатику, выспаться в теплой постели пока что нравилось больше, чем вся эта нелепая затея – ехать черт знает куда среди зимней ночи.