Гримпоу и перстень тамплиера

Несколько дней назад послушник по имени Побе де Ланфорг, — сын графа де Ланфорга, сеньора богатого владения на юго-западе комарки Ульпенс, — с которым Гримпоу сошелся, поскольку их кровати в общей спальне стояли рядом, предложил сбежать из аббатства и пообещал сделать юношу своим оруженосцем сразу по приезде в замок отца в долине Ланфорг, где они возьмут лошадей и оружие и отправятся совершать подвиги. Побе был молод, суетлив и весел, с черными как смоль волосами и искристыми глазами. Отец заставил его принять обет в начале осени в наказание за бесконечные проказы и шалости, которые отпрыск себе позволял. Граф считал, что длительное пребывание его младшего сына в аббатстве научит того подчиняться строгой дисциплине и обуздывать любовные порывы, а в молитвах и трудах он найдет способ послужить Богу: кроме того, в их благородном семействе рыцарей было в достатке, зато клириков недоставало.

Побе де Ланфоргу исполнилось семнадцать, и он яростно убеждал Гримпоу, что не успеет закончиться весна, как он убежит из аббатства, воспользовавшись приходом паломников из Эльзаса, которые каждый год пересекают горы, направляясь из далекого города Компостела. Говорят, в Испании все еще воюют с неверными, а значит, королю нужны рыцари, способные привести войско к победе. Как-то ночью, когда оба мучились от бессонницы и время от времени проваливались в зыбкую дремоту, Побе рассказал Гримпоу, что земли, отвоеванные у мусульман в Испании, раздают рыцарям, победившим в сражениях, и там возводят крепости, чьи башни уходят в небо, увековечивая подвиги. Побе де Ланфорг мечтал о славе и говорил, что если Гримпоу откажется сопровождать его, он найдет другого оруженосца, который почтет за честь ему служить.

Раньше Гримпоу ни минуты не сомневался бы и с радостью согласился бы стать верным оруженосцем блестящего рыцаря. Вот только Побе желал двинуться на юг за славой героя, а путь Гримпоу лежал на север.

— Я уйду сегодня ночью, когда монахи уснут. Еще не поздно пойти со мной, — прошептал на ухо юноше Побе де Ланфорг как-то утром, когда Гримпоу занимался в библиотеке, а брат Ринальдо переносил за своим рабочим столом записи с дощечек в манускрипт.

— Ты спятил? Разбойники схватят тебя раньше, чем ты покинешь долину, а узнав, кто ты, потребуют у твоего отца выкуп, угрожая отрубить тебе голову, если он не согласится заплатить. Я хорошо знаю этих людей, мошенников и убийц, им собственных детей не жалко, уж поверь мне, — ответил Гримпоу тихо.

— Я не вынесу больше и дня заточения, тут мы словно в склепе. Все эти молитвы не для меня, я мечтаю взять меч, вскочить на коня и пуститься в путь, покоряя сердца незнакомок, — стоял на своем Побе, привыкший изъясняться в стиле трубадуров.

— Обожди хотя бы каравана паломников. Ты ведь знаешь, они придут в аббатство, едва в лесах сойдет снег, — настаивал Гримпоу.

Побе де Ланфорг покачал головой.

— Завтра может быть слишком поздно. За этими стенами меня ожидают свобода и слава, но я совсем не уверен, что эти утонченные дамы будут долго ждать. Каждый день я слышу их сладкие голоса, манящие тысячами наслаждений и приключений, так что я решил без промедления вручить себя в нежные руки этих богинь до того, как моя душа увянет от песнопений и молитв. — Глаза молодого послушника сверкали.

Уже не в первый раз Побе де Ланфорг говорил Гримпоу о наслаждениях любви, сладости поцелуев и нежных ласках. Слова его вызывали в памяти изображения сирен, их округлые груди и волшебные голоса, и очарование делалось столь всепоглощающим, что Гримпоу чувствовал готовность поддаться соблазну и сбежать из аббатства, чтобы как можно скорее отправиться на поиски приключений и любви. В конце концов, это именно то, о чем Гримпоу мечтал всю жизнь, — стать оруженосцем рыцаря, объездить весь мир от турнира до турнира, подобно героям романсеро, которые распевали хуглары на площадях и рынках. Похожая цель была у них с Дурлибом, они собирались отправиться на поиски finis mundi, найдя труп рыцаря в горах: но сейчас, когда появилась реальная возможность убежать из аббатства и открыть для себя новую жизнь, полную приключений, рядом с Побе де Ланфоргом, внутренний голос подсказывал, что у него другая судьба и не стоит принимать второпях столь важное решение.

— Куда ты собираешься идти? — спросил наконец Гримпоу.

— Пойду на юго-запад, доберусь до замка Ланфорг, чтобы попрощаться с матерью до отъезда в Испанию.

— Отец вернет тебя обратно под конвоем, как только увидит в замке.

— Поверь, я даже мертвым не вернусь на это кладбище.

— Да здесь не так плохо, — искренне сказал Гримпоу, — я ведь достаточно пожил бродячей жизнью.

— Ты так говоришь, потому что свободен, как птица, пусть тебе и нравится проводить дни в окружении бесполезных манускриптов, которые ничем не послужат рыцарю и нисколько не нужны оруженосцу. Если пойдешь со мной, никогда об этом не пожалеешь, клянусь, — воскликнул Побе де Ланфорг.

— Дай подумать, я не совсем уверен, что судьба направит нас по одной дороге, а наши приключения и подвиги будут общими, — ответил Гримпоу, терзаемый сомнениями.