Гризли (сборник)

В этой моей второй книге о животных, которую я предлагаю читателям, есть нечто, напоминающее исповедь. Исповедь и надежду. Исповедь человека, который долгие годы охотился и убивал, прежде чем понял, наконец, что дикие животные дают собою гораздо больший материал для захватывающего спорта, чем для простого убийства, – и надежду, что то, что я описываю, сможет хоть сколько-нибудь побудить читателя почувствовать и понять, что величайшее наслаждение на охоте составляет не убийство, а именно возможность предоставить животному жить. Совершенно справедливо, что в необъятных пустынях приходится убивать поневоле, чтобы жить; каждый должен питаться мясом, потому что мясо есть жизнь. Но убивать для пищи – не есть убийство; это совсем не та страсть, которую я никогда не забуду и которая заставила меня однажды в горах Британской Колумбии в течение менее чем двух часов убить четырех медведей гризли, то есть погубить сто двадцать лет жизни всего только в сто двадцать минут. И это только один пример из тех тысяч, в которых я вспоминаю себя, как преступника, потому что убийство ради удовольствия ничем не отличается от самого настоящего убийства. Я задался целью в этих моих скромных книжках хоть чем-нибудь искупить мой грех, и мое искреннее желание состоит не только в том, чтобы предложить их публике, как интересные романы, но и в том, чтобы сделать себя ответственным за правдивость сообщаемых фактов. Как и у человека, в жизни диких зверей бывают свои трагедии, юмор и пафос; там – факты высокого интереса, именно там вы натолкнетесь на настоящие случаи и на настоящие переживания, которые так и просятся, чтобы их зафиксировали в книгах. В «Казане» я пытался дать читателю представление о моем долгом пребывании среди ездовых собак на Дальнем Севере. В этой же книге я предлагаю мельчайшие подробности из жизни тех диких зверей, которых вывожу героями. Маленький Мусква прожил у меня в канадских Скалистых горах все лето и всю осень. Пипунаскус погребен в округе Файрпан-Рэндж, причем мы поставили над ним памятник, точно это был белый человек. Два медвежонка, которых мы выкопали из берлоги в Атабаске, уже издохли. А Тир еще жив, потому что обитает в таких краях, куда не заходит ни один охотник, а мы не смогли убить его только благодаря простой случайности. В июле 1916 года я вновь посетил те места, где жили Тир и Мусква. Я полагал, что с первого же взгляда узнаю Тира, потому что это был действительно выдающийся во всех отношениях зверь. Так оно и вышло. Что же касается Мусквы, то за два года из маленького медвежонка он превратился в настоящего медведя. Мне приятно вспомнить, что он еще не разлюбил сахар и несколько раз ночевал со мною под одним одеялом; мы вместе с ним охотились на ягоды и корешки и часто забавлялись шуточной борьбой, когда я останавливался на ночлег и разбивал палатку. Но, несмотря на все это, он, по всей вероятности, никогда не простит мне того, что я так грубо бросил его тогда одного, маленького и беспомощного, – но ведь я хотел предоставить ему свободу и возвратить его обратно горам!

Джеймс Оливер Кервуд

Глава I

В своих владениях

Молча и неподвижно, точно рыжеватый камень, Тир простоял несколько минут на одном месте и осматривал свои владения. Он не мог видеть далеко, потому что, как и все медведи гризли, имел маленькие, далеко отстоявшие друг от друга глаза и плохо видел. На пространстве трети или половины мили он мог рассмотреть только козу или горного барана, но далее этого весь мир представлял для него обширную загадку, то освещенную ярким солнцем, то погруженную в непроглядный мрак ночи, которую он постигал только с помощью слуха и обоняния. Именно обоняние и удерживало его теперь недвижимо на одном месте. Издалека, с самой долины, до его ноздрей донесся еще неведомый ему запах. Он почуял что-то такое, что было совсем необычно в этих местах и что заставило его как-то странно смутиться. Напрасно его неповоротливый ум старался объяснить себе это явление. Это вовсе не был олень, так как он уже несколько раз загрызал оленя; это не была и коза; не был и баран; это не был запах и жирного, ленивого сурка, гревшегося на солнышке, так как он поедал сурков целыми сотнями. Это было нечто такое, что не возбудило в нем ни аппетита, ни страха. Он был вообще любознателен, но на этот раз не рискнул отправиться на поиски. Его удержала от этого осторожность.