Гроб хрустальный. Версия 2.0

– В Хрустальном встречал. Он собирался, кажется, не то в студию Шварцера, не то в журнал Шаневича инвестировать.

– Экспансия, всегда экспансия, – Абрамов посмотрел, много ли осталось в бутылке. – Я бы с этой мелочью и возиться не стал. Смешные же деньги! Я бы их полгода назад просто купил на корню.

– Полгода назад их еще не было, – заметил Глеб.

– А сейчас денег нет, – пьяно засмеялся Абрамов, – но это хуйня, что их нет. Думаешь, я из-за денег не подхожу к телефону? Боюсь, что меня люди ВэЭна будут искать? Хуй-то, пусть ищут. Я не поэтому. Я боюсь, что Ирка позвонит. Что я ей скажу? Что ее Мишка умер, потому что мне до зарезу понадобилось десять штук грина, а на личном счету было с гулькин хуй, пятьсот зеленых от силы?

– Там же не десятка, ты говорил – пол-лимона?

– А, это потом пол-лимона, а началось – с десятки. Точка бифуркации, знаешь? Малое возмущение, большой эффект. Я десятку выдернул как раз перед зарплатой, так получилось. Мне перед ребятами было неудобно, и я свинтил с Иркой в дом отдыха этот ебаный. Сотовый отключил, чтоб не дергали – когда деньги, когда деньги. Ну, вот все и просрал.

– А был бы ты в Москве, что бы изменилось?

– Я бы просек. Ты не понимаешь, я бы просек, что дело нечисто. Светка мне все рассказала. Дура, конечно, набитая, сама же видела – что-то не так. Я бы все остановил, а Емеля – не решился. Я бы и сейчас, может, все переиграл, если бы только знал – кто. Понимаешь, в чем дело? Мне теперь никто не поможет, потому что я всегда был не такой, как они, сечешь? Не был в их нетворке, понимаешь?

– В каком нетворке?

– Ну, в одной тусовке, в этой сети неформальной. Я же не из комсомольских активистов, не из этих юных ленинцев. Не ебал их комсомольских блядей по школам комсомольского актива, не ебал их платных блядей по баням. Я и сейчас денег на выборах не делаю – в отличие от остальных. Впрочем, я сейчас уже вообще денег не делаю.

Абрамов разлил последние капли водки.

– Но я тебе все равно скажу: я получил по заслугам. Расплатился сполна за свои грехи. Жалко, Мишку зацепило.

– За какие грехи? – не понял Глеб.

– За старые грехи, Глебушка, за очень старые.

И Абрамов посмотрел так, будто Глеб тоже знает, о чем речь, но по какому-то капризу притворяется, что не в курсе.

14

Сегодня Снежана одета в клешеные джинсы, туфли на платформе, цветастую рубашку. Сегодня в компьютере играет "Ma Baker" в Real Audio. Сегодня можно вообразить: я снова в девятом классе, на первой своей дискотеке.

Троюродный брат прилетел накануне из Питера, осмотрел придирчиво, сказал: Кто же так одевается? Залез в чемодан, широким жестом вывалил на диван свой гардероб: рубашки с широким воротником, клешеные джинсы. Сказал: выбирай.

И я выбрал.

В компьютере играет "Ma Baker" в Real Audio, Катя стоит рядом, как всегда – в джинсах и свитере. Я люблю ее, но у нее нет чувства стиля. Она до сих пор одевается так же, как одиннадцать лет назад, когда мы только познакомились.

Я встретил ее у входа в Парк Горького. Был Фестиваль молодежи и студентов, вполне беспонтовый – но все валом валили в тот день в Парк культуры. Сейчас уж не вспомнить, что было внутри.

Катя стояла чуть в стороне, спросила лишний билет. Я был и сам без билета, но зато неслабо прикинут: клешеные джинсы, рубашка с широким воротником, шузы на платформе. Мало кто тогда так одевался.

На Кате были обычные брючки и свитер. Вульгарно и предсказуемо.

Я сказал ей тогда: нормально, я тебя проведу. Я сделал такое лицо, как у комсомольского босса, достал красную книжку дружинника, кивнул на входе менту, сказал Эта девушка со мной, пошел дальше, взяв Катю под руку.

Дружинник – самая приятная из всех комсомольских нагрузок. Раз в месяц гулять вокруг Главного Здания Университета, следить за порядком, который никто и не думает себе нарушать. Дают специально-бордовую книжку. Вот она и пригодилась.

Играет "Ma Baker", Глеб и Андрей сидят у компьютеров, Катя подходит к Глебу, смотрит через плечо: что у тебя?

Логотип журнала, смотри, отвечает Глеб.

Я говорю ему: круто, даже не глядя.

Обычные брючки и свитер, вульгарно и предсказуемо. Через неделю в опустевшей квартире родных, сваливших за город, я изучил, что под ними: застиранный лифчик, хлопчатобумажные трусики, типа "неделька". Был вторник, а может, среда, я уж не помню. Позже я успел изучить все дни недели.

Сегодня Снежана одета в клешеные джинсы, туфли на платформе, цветную рубашку. Я знаю: она не носит трусов, только чулки на резинке, кружевной лифчик, дорогое белье, привезенное из-за границы. Victoria's Secret, тайна Виктории, загадка победы.

Джинсы и свитер. Вульгарно и предсказуемо. Катя стоит рядом с Глебом, они обсуждают дизайн. Моя жена Катя – дизайнер, довольно средней руки. Я даже немного стыжусь.

Входит Шаневич. Рубаха расстегнута до пупа, рыжие волосы по всему телу, шумно вздыхает и говорит: Ебнулись наши денежки. Потом объясняет: он говорил с Владом Крутицким, тот объявил: денег не даст. Мол, он прочел "Марусины русы" и убедился: Шварцер совсем не серьезный пацан, с ним каши не сваришь. Средней руки человек.