Гроб хрустальный. Версия 2.0

Снова ударить по струнам, запеть про южнокорейский "боинг", сбитый в прошлом году. Я сам сочинил, немного под Высоцкого:

…И вот уже различные экспертыРаскрыли тайный ЦРУ приказ"Смотрите, летчики, секретные объектыСмотрите, летчики, расположенье баз"Мир возмущен. Мир строго осуждаетПрава где человека, трам-пам-пам!И вот уже бойкотом угрожают…

Но не тому, кому б хотелось нам!

Значит, сегодня будет шесть мальчиков и три девочки – удачный расклад для такого класса, как наш, где всего-то четыре девочки на тридцать шесть учеников. Неудивительно: мужчины гораздо лучше способны к абстрактному мышлению. У женщин, впрочем, есть другие достоинства.

Когда я вырасту, я тоже буду работать в Академии. Буду ездить за границу, одеваться в фирменные шмотки. Побываю в Париже, зайду в публичный дом, пересплю с негритянкой. У меня много времени впереди, собственно – вся жизнь. Мама всегда говорит: мне некуда спешить.

Я пою антисоветские песни, но мне грех жаловаться на советскую власть. Я неплохо живу. У меня все отлично. Я не понимаю тех, кто говорит у нас нет свободы. Я уверен: свобода есть всегда. Достаточно только разрешить себе – и ты свободен. И тогда все становится просто.

Глеб вечно боится, что его арестуют. Шипит, когда по телефону упоминают Галича или Солженицына. Злится, когда я при учителях цитирую Бродского или запретного Мандельштама. Говорит "Медицинский роман", "Извилистая тропка", "История болезни" – вместо "Доктор Живаго", "Крутой маршрут" и "Раковый корпус". Называет журналом "Сельская жизнь" журнал "Посев" и учебником математики – "1984" Оруэлла. Он считает – это и значит "бороться с режимом". А я думаю: надо вести себя так, будто советской власти не существует. Не выдавливать по капле раба, а просто – быть свободным человеком.

Я знаю: нехорошо таскать в школу Самиздат. Можно подставить родителей, да и вообще – опасно. Но я думаю, для свободы не существует нехорошо.

Мама всегда говорит: мне некуда спешить. Но я чувствую, меня что-то подгоняет, будто времени совсем не осталось. Будто я должен успеть сделать все прямо сейчас – спеть песенку, выпить водки, полюбить Маринку. Я повторяю себе: у меня много времени впереди, собственно – вся жизнь, но эти слова не заглушают стука сердца, которое гонит меня вперед.

Мне грех жаловаться на советскую власть, но всякая власть раздражает меня. Мне так много надо успеть – а я должен сидеть на скучных уроках, готовиться к бессмысленным экзаменам по истории, обществоведению и литературе.

Помню, на той неделе Лажа рассказывала о том, что, написав

"Иных уж нет, а те далечеКак Саади некогда сказал",

Пушкин имел в виду казненных и сосланных в Сибирь декабристов. Все зашушукались, мне стало противно, я громко сказал: "сосланных в Париж диссидентов". И что? Земля не расступилась, КГБ не явилось по мою душу. Все заржали, а Лажа предпочла сделать вид, что не расслышала.

Кстати, об уехавших в Париж. Я поудобнее перехватываю гитару и пою:

Ветерок с востока, ветерок красивыйПерешел в пассаты.Вся интеллигенция матушки-России

Драпает на Запад.Едет Рабинович, следом Ростропович,После Шостакович.Только поприжали, сразу побежалиГалич и Войнович.

Какая глупость – изымать из библиотек верноподданные книги про "пламенных революционеров" только потому, что автор сменил место жительства! Какая глупость: бояться переписываться с уехавшими друзьями. Я уверен: мои родители находят способ дать о себе знать дяде Саше и тете Ире. Иначе откуда бы у нас были фотографии их роскошной квартиры на Брайтон-Бич, которые я видел у мамы на той неделе?

Прямо из столицы выслан Солженицын,И в местах неблизких

Щас живет Коржавин, да и Бродский пишетНынче по-английски.Разбрелись по свету, Эткинда уж нету,Нет и Белинкова.Лишь там очутились, подданства лишилисьКопелев с Орловой.

– Кончал бы ты про политику, – говорит Емеля.

– Майор, мы шутим, – говорю я, нагибаясь к розетке, цитируя анекдот. Емеля пытается отобрать у меня гитару, я убегаю в соседнюю комнату. Ату его! кричит Абрамов, и они припускают следом за мной. Мы падаем в коридоре, куча мала, три здоровых лба, вся жизнь впереди, катаются среди ботинок, забыв уже, по какому поводу потасовка.