Гробницы Атуана

Девушка кивнула. Посмотрев на старуху, она подумала: какое странное у нее сейчас лицо – перекосившееся от страха и одновременно довольное, словно Кессил от души радовалась ее слабости.

– Да, в следующий раз я пойду одна, – сказала Арха, но тут ноги ее подкосились, она лишилась чувств и маленькой бесформенной кучкой упала к ногам Верховной Жрицы.

– Ты научишься, – сказала Кессил, тяжело дыша, и повторила уже громче:

– Ты научишься!

Глава 4.

Сны и рассказы

Арха болела несколько дней и лечили ее от лихорадки. С постели она вставала только затем, чтобы посидеть на крыльце Малого Дома, погреться под тусклым осенним солнцем и посмотреть на западные холмы. Чувствовала она себя слабой и глупой. Одни и те же мысли возвращались к ней снова и снова, стыд за собственную слабость жег ее. Ни одного стражника не появилось у Стены Вокруг Гробниц, но Арха знала, что никогда не осмелится упрекнуть в этом Кессил. Она страстно желала никогда больше не встречаться с Кессил, которая была свидетелем ее слабости.

Часто, сидя на солнышке, Арха размышляла о том, как она поведет себя при следующем посещении подземелья. Много думала она и о том, на какую смерть обречь следующую партию узников – несомненно, более мучительную, лучше отвечающую ритуалам Пустого Трона…

Каждую ночь она просыпалась с криком:

– Они еще не умерли!

Они все еще умирают!

…Архе снилось множество снов. Снилось, например, что нужно приготовить еду – огромные чаны вкусной каши, а потом вылить ее всю в какую-то дыру, в земле. Снилось, что она несет глубокую медную чашу в темноте кому-то, кого мучает жажда, но никак не может добраться до него. Она проснулась с пересохшим горлом, но не осмелилась встать и налить себе воды, и долго лежала с открытыми глазами в своей комнате без окон.

Как-то утром ее пришла навестить Пенте. Со своего места на крыльце Малого Дома Арха заметила, как она приближается с беззаботным, рассеянным видом, словно просто идет прогуляться. Если бы Арха не окликнула ее, Пенте ни за что не поднялась бы на крыльцо. Но Арха чувствовала себя одинокой и позвала девушку к себе.

Пенте отвесила Архе предписанный этикетом глубокий поклон, потом плюхнулась на ступеньку рядом с ней и издала своеобразный звук – что-то наподобие «фью-ю-юх!». Она выросла, растолстела и любое усилие вызывало у нее прилив крови к лицу. Вот и сейчас от простой ходьбы она раскраснелась, как вишня.

– Я узнала, что ты болеешь, и принесла тебе яблок.

С этими словами она внезапно извлекла откуда-то из-под необъятной черной мантии сетку с несколькими изумительно желтыми плодами. Пенте уже была допущена к услужению в храме Божественного Короля под началом Кессил, но полноправной жрицей еще не стала, и продолжала заниматься уроками и тяжелой работой вместе с ученицами.

– Поппи и я сортировали яблоки, и я отложила для тебя самые лучшие, которые все равно пошли бы на сушку, в сушеном виде они дольше сохраняются, но все равно обидно… Правда, они красивые?

Арха пощупала золотистую бархатную кожицу, посмотрела на черенок, с которого еще не оборвались деликатные засохшие листочки, и согласилась:

– Красивые!

– Съешь одно!

– Потом. Съешь ты.

Из вежливости Пенте выбрала себе самое маленькое яблоко и прикончила его десятком точных, умелых укусов. После чего сказала:

– Я могу есть целый день, никогда не наедаюсь. Нужно было становиться поваром, а не жрицей. Готовлю я лучше, чем эта старая костлявая Натабба, а потом можно еще кастрюли облизать… Слышала, что случилось с Мунит? Ей дали почистить медные кувшины из-под розового масла, ну знаешь, такие длинные и узкие, с крышками. А ей показалось, что чистить надо не только снаружи, но и внутри. Засунула она в кувшин руку с тряпкой, а вытащить не может! Она дергала ее до тех пор, пока рука не распухла и не застряла по-настоящему. Тут она стала бегать взад и вперед и вопить во все горло:

– Я не могу вытащить ее! Не могу вытащить ее! А Пунти, он совсем глухой, подумал, что пожар, и заорал на стражников, чтобы они бежали и спасали девочек. Тут Уато, он доил коз, выскочил из хлева посмотреть, что случилось, забыл закрыть дверь, и все козы рванули во двор и налетели на Пунти и стражников и девочек! А Мунит все бегает и машет кувшином, и у нее истерика начинается, и тут в самый разгар этого переполоха из храма выходит Кессил и спрашивает:

– Что такое? Что такое?

На круглом белом лице Пенте при этих словах появилась презрительная усмешка, совсем непохожая на ледяное выражение лица Кессил, и в то же время настолько напоминающее ее, что Арха не смогла сдержать короткого взрыва почти испуганного смеха.

– Что такое, – сказала Кессил, а потом… потом… рыжая коза… боднула ее… – глаза Пенте набухли от еле сдерживаемых слез, лицо скривилось от смеха, – а М-мунит… стукнула козу… кувшином… – в приступе смеха обе девушки раскачивались взад-вперед, обхватив руками колени, – а Кессил повернулась… и говорит… козе… Что такое?

Конец рассказа потерялся в беззвучном хохоте. Через некоторое время Пенте вытерла глаза и нос и задумчиво взяла второе яблоко.