Гром победы

   — Кое-кто! Ой! Уморила совсем! Кое-кто! — Лизета выскочила на самую серёдку спаленки, встала на фоне смятой постели, руки упёрла в бока, будто для русской пляски... — Уморила! Уморила! Ой! Да мне его и даром-то не надобно теперь! Я теперь, Мавруша, только-только жить начинаю, всею грудью дышать! Просторно мне теперь, весело! Баба я теперь, Маврушка ты моя, Маврушка, золотце ты моё медное! Настоящая счастливая баба! И ты уж пойми меня!..

Мавра поняла и тоже задорно поглядела. Цесаревна подбежала, за шею обхватила, на постель повалила, уж башмаки кверху и юбки — до пупа.

   — Вот что для тебя сделать? Нет, ты скажи, что?

   — Ничего! Пустите! Платье мне всё смяли.

   — Платье? Да вот... Да я... Одним словом, увидишь! Придёт время — будет у тебя этаких платьев — несметно!

   — Да оно ни к чему! Будто я за Вас из интереса, из платьев! Тьфу! Пустите!

   — Маврушечка моя хорошая, славная! Нет, не пущу, и всё тут! Не пущу, пока не скажешь, чего тебе хочется!

   — Ничего! — Мавра высвободилась из цепких рук, но не встала. Обе лежали на широкой постели, покойно, вольно...

   — А того не может быть, чтоб ничего! Так не бывает! Говори!

«Сказать — худа не будет! Скажу!»

Прикидывать надобно было быстро, молниево...

   — Скажу уж! Экой Вы банный лист! Скажу! И я ведь не деревяшка какая. И мне замуж охота...

   — Ой, неужто? — паясничала Лизета. — И за кого? За Морица-красавца? За племянничка моего, за императора Петрушку Лексеича? Ой, да ведь знаю! За Остермана Андрей Иваныча! Вот прекрасней кавалера не сыскать! Марфа-то Ивановна как позеленеет от ревности-то!..

И снова — хохот, щипки, тычки шутейные... Но Мавра в наивысшей степени наделена, одарена была тем самым свойством, что покойный государь великий изволил именовать «чутьём». Правда, и Маврино чутьё было не государственное, не какое- то там высокоумное, но было оно для Мавры самое полезное. Вот и теперь она в точности почуяла, когда стало возможно говорить всерьёз.

   — Я, Ваше высочество цесаревна, и вправду пошла бы замуж. За графа Шувалова.

Лизета поднялась на локте, в глаза товарке заглянула.

   — Так он тебе по сердцу?

   — По сердцу, государыня.

   — Да, он недурен. Но неужели это так трудно устроить?

   — Матушка моя подъехала было, но его родители не согласны. Побогаче ищут.

   — Они глупы, Маврушка. А он-то что? Любит?

   — Видать, любит.

   — Ох! Да ты не брюхата ли?

   — Слава Богу, покамест не чувствую.

   — То-то! Покамест! Нет уж, поела сладкого, садись — горькое хлебай! Надобно всё устроить, надобно вас обвенчать скорее...

Сказать откровенно, так Мавра была хуже чем брюхата, она была девственница, осторожна была и боялась потерять себя. Этак потеряешь, а после — ау! Она не царского семейства, ей не спустят шалость такую! Но цесаревне Мавра ни за что бы не призналась в своей девственности, Она очень хорошо понимала, что вот такое признание цесаревну может насмерть озлить...

Между тем Лизета весело прикидывала, что и как. Старики Шуваловы, они ведь хороши с княгиней Юсуповой. Надобно с нею поговорить, пусть она замолвит слово...

   — Побогаче, говоришь, ищут? Ежели сыщут, так, может, и пожалеют ещё! — задиристо кинула. — Да ты не бойся, не сыщут. Лучше тебя — не сыщут! Справим, справим твою свадебку! Только после-то как? Бросишь меня, стало быть? Кинешь горюшу?

Мавра живёхонько соскочила на пол, встала на колени и целовала свесившуюся Лизетину руку.

   — Да я за Вас всё! Да за каждый пальчик!..

Свадьба молодого Шувалова и Мавры Шепелевой[27] была весёлая. Гуляли хорошо, хотя и несколько по-простому. Новая графиня Шувалова по-прежнему оставалась подолгу с государыней-цесаревной. Отлучилась лишь ненадолго, когда была уже в последнем периоде беременности. Но после благополучного рождения сына Николая снова заняла своё место затейницы, увеселительницы, утешительницы... Она верила в Лизетину счастливую судьбу.

* * *

Простые слова молодого Ивана Долгорукова подействовали как нельзя лучше на императора. Впрочем, у Ивана были для государева утешения и более действенные средства. Он на всю Москву успел прославиться своими загулами, кутежами и любовными похождениями. Он мог многое утешное предложить.