Громкое дело

– Так в чем разница? Что это означает чисто практически? Похитители находились в разных местах, выкладывая фильмы? Или они могут управлять подобным на расстоянии? Что они используют в качестве средства связи – спутниковые телефоны, или мобильники, или какой-то беспроводной Интернет?

Халениус почесал голову снова.

– Мне объясняли это дело, но я, честно говоря, не в состоянии воспроизвести…

Анника не смогла сдержать улыбку.

– Попробуй своими словами.

– Нельзя даже приблизительно локализировать местоположение похитителей, исходя из того, какие серверы они использовали. Их разговоры также не удалось отследить, по крайней мере согласно полученным мною данным. Честно говоря, я не верю, что янки рассказали все известное им, у них есть привычка придерживать информацию…

Халениус прервался, поскольку кто-то начал неистово звонить в дверь. Анника рукой смахнула волосы со лба.

– Начинается кино, – сказала она.

Халениус вопросительно посмотрел на нее.

Анника вышла в прихожую. Звонок надрывался не переставая. Столь бесцеремонно и назойливо в половине одиннадцатого воскресного вечера могли вести себя только две категории людей: занимающиеся опросами общественного мнения репортеры с телевидения или журналисты вечерней газеты, и она сильно сомневалась, что кто-то из первых решил потревожить ее именно сегодня. Звонок не унимался. Она скосилась в направлении детской комнаты, Калле и Эллен могли проснуться в любую минуту. А потом сделала глубокий вдох, отперла дверь и шагнула на лестничную площадку. Фотовспышка ударила ей по глазам и на мгновение лишила зрения.

– Анника Бенгтзон, – сказал Боссе, – мы просто хотели дать тебе шанс прокомментировать статью в завтрашнем номере, которая касается…

– Будь ты проклят, Боссе! – буркнула она. – Кончай полоскать мне мозги. Тебя меньше всего интересует мой комментарий, вам нужна моя свежая фотография, как я выгляжу убитая горем.

Она повернулась к фотографу, прятавшемуся за своей аппаратурой.

– Я была достаточно несчастна? – спросила она.

– Ах, – ответил он, – может, сделаем еще одну попытку?

Она посмотрела на Боссе, чувствуя себя на удивление спокойной, тогда как у него, казалось, челюсти свело от напряжения.

– У меня нет желания вообще ничего комментировать, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты и твоя газета оставили меня в покое. Свобода слова дает мне право высказывать собственное мнение, но также и право отказаться это делать. Все правильно?

Она развернулась, собираясь вернуться в квартиру. Вспышка сверкнула у нее за спиной.

– Журналисты обязаны все выяснять, – бросил Боссе возмущенно.

Она остановилась, оглянулась через плечо и получила еще одну вспышку в лицо.

– Журналисты единственные сегодня, кто может безнаказанно преследовать и третировать других людей. Наверное, вы ведь будете снимать меня тайком тоже? Это запрещено для полиции и всех прочих, но только не для тебя.

Боссе заморгал, сбитый с толку.

«Сейчас я подкинула ему идею, – подумала она. – Неужели так никогда и не научусь держать язык за зубами?»

Она вошла в квартиру и закрыла дверь за собой.

Халениус шагнул в прихожую с бледным как снег лицом. Анника почувствовала, как кровь отхлынула у нее от головы и устремилась вниз, в ноги.

– Что? – спросила она и обессиленно привалилась к стене. – Что?!

– Англичанка, – сказал он. – Катерина Уилсон. Ее на шли мертвой около лагеря беженцев в Дадаабе.

Сердце Анники бухало, как большой барабан, не по этому ли поводу Боссе хотел получить ее комментарий?

– Как?..

Халениус закрыл лицо руками, потом позволил им упасть вдоль тела.

– Ее выпотрошили. Как рыбу.

Ночью любые звуки казались гораздо громче, чем днем. Они эхом отдавались от обшитых железом стен, приобретая самые разнообразные новые оттенки. Костер охранников своим грохотом не уступал водопаду, складки их одежды скрежетали, а от их шагов дрожала земля. Я лихорадочно искал угол, где мог бы спрятаться от всего этого, отыскать место, куда не долетали бы окружавшие хижину шумы, шорохи и разговоры. Они связали мне руки и ноги снова, но я все равно старался хоть как-то двигаться, катиться или ползти, однако звуки охотились за мной, преследовали меня, я не мог найти от них спасения. В конце концов, изможденный, я приземлился на темное пятно, где умер датчанин, зловоние экскрементов окружило меня, но тише не стало и здесь, пусть расстояние и увеличилось. Я же находился сейчас дальше всего от закрытого стальным листом отверстия в стене, от других хижин маниатты, от крови, которую сразу же впитала земля и которая мгновенно стала коричневой и свернулась.