Громосвет

— В общем, если совместить то, о чём я говорю, то есть разговор об Обратной Стороне с египетской мифологией, то, например, когда кого-либо мумифицируют Там, здесь Исида и Нефтида, там являясь “бинтами”, Здесь, на Обратной Стороне, являются полноценными Богинями, женой и сестрой Осириса, которого те обнимают оплакивая, предотвращая его тление… Когда у человека, да и в целом у любого хотя бы млекопитающего были все половые признаки, Граничащее находилось в теле как его часть, но сейчас, на Обратной Стороне, Граничащее — расширяющаяся граница Обратной Стороны, а в самом Граничащем — Мир Обратной Стороны. Там, где реальность, ты видишь символы, здесь, на Обратной Стороне, символы — реальность, а всё, что символично здесь — реально там. Представь, что Обратная Сторона — набор множества шестерёнок, а Граничащее — неломаемое, но деформирующееся строение, или даже просто плесень, растущая между зубцами шестерёнок. И когда шестерёнки вращаются в нужную сторону, то Граничащее меняет форму, а, следственно, и доступные Миры Граничащего меняют своё дорожное сообщение друг с другом. Вот шестерни обратной стороны для всех работают одинаково, а дворец памяти Граничащего, пойми правильно, у каждого меня своя, пока новым поколением в реальности не будет создано нужных механизмов для Обратной Стороны, с помощью которых можно построить сообщения, и как следствие дополнить существующую генетическую память. Вот Это уже и есть В Себе.

— Так значит… — начал я. — В Себе состоит из реального как Граничащего, то есть множества изменяемых Миров, которые находятся в генетической памяти, и которые развиваются параллельно друг с другом до тех пор, пока между ними не возникнет путей сообщения. — Я поднял из снега игровое поле, которое уронил от испуга несколько минут назад, и продолжил, пристально его осматривая, крутить в собственных руках. — А вот пути сообщения возникают за счёт деятельности в мире реального, которые здесь, на Обратной Стороне, представляют из себя своего рода механизмы смены времени суток и сезонов погод как таковых. Только в связи с тем, что смены определяются символическими актами, а не движением планет, то и космос, отсюда, а стало быть и окружающие здесь Миры, меняются сообразно переживаемому Там.

— Тебе так неообходимо было всё это понимать с первой попытки? Не забывай, что будь моя Воля сказать тебе всё это именно так, то я незамедлительно тебе бы так и сообщил. Сейчас же получается, что этот Мир ты понимаешь лучше меня.

— Скорее, за неимением альтернативного мнения я был в выигрышной позиции.

— Зришь в корень. Будем.

Пошёл крупноснежинный снегопад. Титаническое спокойствие гиперборейского леса не нарушилось. Тишина царила вокруг. Окрасившийся в серый шум горизонт лесного массива безмятежно царствовал.

— Елочкой закуси.

— Ага. А чай есть?

— А как же, у меня много самобранок.

— А сапогов-скороходов не держишь, дед Мороз?

— Ты иронизируй дальше, только эти самые сапоги-скороходы тебе ни к чему. Ты и в своих резиновых здесь пройдешь где хочешь, как желание появится. А вот тема которую ты в руках вертишь тем более тебе заменит всякую скороходность. Дай сюда, покажу.

Я протянул замерзающие руки с шаром, который я до сих пор не мог в должной мере оценить на ощупь. Как и в случае с неизвестной мне тканью, шар был для меня непонятен: он был прозрачен, невесом, и я при своём желании мог даже насквозь протянуть в него собственную руку, но при этом, стоило его уронить в снег, тот, как будто имея массу, продавил близлежащий сугроб, оставив идеальный сферический след, который уже успел припорошиться снегом.

— Как ты думаешь, каким образом в извечно-нестатичном мире Граничащего ты можешь пересекать пространства, если этим местам даже нарисовать карту на ближайшие сто метров невозможно?

— То есть как невозможно?

— Ну вот тебе загадка, почему этим местам нельзя нарисовать карту?

— Потому что они меняются когда меня здесь нет.

— Каким образом они меняются?

— Ну, если я разожгу здесь костёр, то понятно, что место, на котором я сидел, обуглится.

— Чего греха таить, вижу, что ты понимаешь, что у Граничащего нет души.

— Какой ещё души, я про себя и следы, которые я оставляю.

— Ну, и я о том. Если место оставляет о тебе память, значит у места есть душа. Если ты уйдешь, а затем вернешься обратно и не обнаружишь остаточного следа, то значит, что мир поменялся?

— Нет, он остался таким же, просто меня давно в нём не было.

Шарку помотал головой, опрокидывая взятый им из-за пазухи пузырёк бальзама.

— Ты прекращай применять историзмы на Обратную Сторону. Здесь время — символично, мыслит оно положениями весьма статичными, каждый раз как окажешься здесь — попадёшь в совершенно другое время. Так сказать установки, которые ты ощущаешь здесь, каждый раз будут меняться в том самом смысле, что это будет другое пространство. Пока ты здесь, оно меняется как вялотекущее безумие, а как только ты исчезнешь отсюда, то и его законы пойдут по пути молниеносного бреда. Отсюда вопрос: что это за шар в моих, а стало быть и твоих руках?

— Не поверю, если карта.