Громовой пролети струей. Державин

...А я, проспавши до полудни,Курю табак и кофе пью;Преображая в праздник будни,Кружу в химерах мысль мою:То плен от Персов похищаю,То стрелы к Туркам обращаю;То, возмечтав, что я султан,Вселенну устрашаю взглядом;То вдруг, прельщался нарядом,Скачу к портному по кафтан.

   — Браво, браво! — не удержалась Дашкова. — Точная копия светлейшего князя Потёмкина.

   — Коего мысли на счёт сей оды мы ещё узнаем... — вставил насмешливо племянник хозяина и главный директор банков Андрей Петрович Шувалов.

Или в пиру я пребогатом,Где праздник для меня дают.Где блещет стол сребром и златом,Где тысячи различных блюд, —Там славный окорок вестфальской,Там звенья рыбы астраханской,Там плов и пироги стоят, —Шампанским вафли запиваю И всё на свете забываю Средь вин сластей и аромат...Или великолепным цугом

В карете английской, златой,С собакой, шутом, или другом,Или с красавицей какой,Я под качелями гуляю,В шинки пить мёду заезжаю;Или, как то наскучит мне,По склонности моей к премене,Имея шапку на бекрене,Лечу на резвом бегуне.Или музыкой и певцами,Органом и волынкой вдруг,Или кулачными бойцами

И пляской веселю мой дух;Или, о всех делах заботу Оставя, езжу на охоту И забавляюсь лаем псов;Или над невскими брегами Я тешусь по ночам рогами И греблей удалых гребцов...Таков, Фелица, я развратен!Но на меня весь свет похож...

Шувалов сделал паузу и многозначительно оглядел слушателей. Но те уже сами понимали, что не какого-то одного вельможу избрал неизвестный им поэт мишенью для насмешек. Роскошь и всяческие излишества — распутство, пьянство, картёж, гульба, чревоугодие заполоняли жизнь придворных. Всякий, кто имел чин выше полковничьего, понуждён был ездить в карете, запряжённой четвёркой или шестёркой лошадей, с бородатым кучером в кафтане и двумя форейторами. У многих вельмож по старому обычаю содержались ещё шуты. У покойной Анны Иоанновны было обер-дураков несчётно; кавалер ордена святого Бенедикта итальянец Педрилло, Самоедский король шут Лакоста, при собачках — князь Волконский. А квасник князь Голицын, исполняя ролю наседки, сидел в плетушке и при появлении императрицы резво кудахтал. Анна Иоанновна женила его на калмычке Бужениновой, приказав выстроить для них знаменитый Ледяной дом. Однако и у князя Потёмкина-Таврического был обер-дурак Мосс, и при Алексее Орлове неотлучно находился свой шут. Тот же Орлов был охотник до конских скачек, сохранив до старости свою страсть. Он вывел знаменитую породу рысаков и в бархатной малиновой шубе самолично ездивал на них то тротом, то на рысях. Все Орловы любили всякое молодечество, кулачные бои и песни, а кроме того, греблю. А среди поклонников псовой охоты особливо выделялся граф Пётр Иванович Панин...

   — Шувалов! — Костров уже стоял, хоть и колеблясь тощим своим телом, на ногах. — Ты меценат, лиющий доброты и отыскивающий посреди россиян истых гениев! Ты... — и он продекламировал отрывок из своей оды, писанной в честь прибытия вельможи в Москву в 1779-м году:

Такое наш Парнас приял себе начало;Так солнце в нём наук тобою воссияло!..Так тёплая роса твоих благотворений,В сердца разлившись муз и в недра их селений,Растит парнасские плоды;Их сладость общество вкушаетИ благодарностью венчаетТобой подъемлемы изящные труды...

Костров плакал. Уже не мука, а тесто ползло по его красному лицу. Прерывчато всхлипывая, он бормотал:

   — Каков пиит? Непротоптанным воистину путём шагает! Толь прекрасная новизна! Видно, парящи оды уже своё отжили.

   — Ладно, ладно, Ермила Иванович, садись... — с довольной важностию мурчал Шувалов. — Что ты, право, разрюмился?.. Эй, люди! отведите господина Кострова за столы да налейте ему ещё пуншу!