Громовой пролети струей. Державин

В представлении Державина это был сильный наперсник Екатерины II, который любил стихотворчество и предводительствовал войсками. И хотя к полководческому искусству едва ли имел способность, обладал зато столь замысловатым и решительным умом, что так, как он, никто взвесить силы России не мог. Он усмирил воинственные Крымские Орды и своевольную Сечу запорожцев, населил полуденные степи городами, на Черном море завёл флот и угрожал им Оттоманской Порте. При избаловании его императрицею был такой причудливый и прихотливый вельможа, что в одну минуту желал то кофию, то кислых щей, то фиников, то кислой капусты, то арбуза, то солёных огурцов, так что, командуя армиею, нарочно посылал курьеров вёрст тысячи за две и более за клюквой или костяникой...

И вот: самая память об этом необыкновенном человеке, пред которым трепетали сопредельные державы и изображение которого красавицы носили в медальоне на груди, вдруг оказалась предана забвенью. Жизнь и небытие, слава и безвестность, веселие и смерть, — сдвигая глыбы этих понятий, ищет Державин ответа на вопрос, чем был и чем стал недавний властитель полумира:

Где слава? где великолепье?Где ты, о сильный человек?Мафусаила долголетьеЛишь было б сон, лишь тень наш век:Вся наша жизнь не что иное,Как лишь мечтание пустое...Иль нет! — тяжёлый некий шар,

На нежном волоске висящий,В который бурь, громов удар И молнии небес ярящи Отвсюду непрестанно бьют И, ах! зефиры легки рвут.Единый час, одно мгновенье Удобны царства поразить,Одно стихиев дуновенье Гигантов в прах преобразить;Их ищут места — и не знают:В пыли героев попирают!

Вблизи неизбежной смерти, забвения и тлена поэт настойчиво повторяет слова о служении правде: «Лишь истина даёт венцы заслугам, кои не увянут; лишь истину поют певцы, которых вечно не престанут греметь перуны сладких лир; лишь праведника свят кумир». Как часто бывает у Державина, трагическое противоречие снимается доверием Природе, её мудрости, её бесконечности. Так клокочущий водопад Кивая становится спокойною рекой Суной. Природа обещает успокоение земных бурь и человеческих страстей.

Да, это река жизни даёт умиротворяющее разрешение, неся свои воды в вечность:

То тихое твоё теченье, —Где ты сама себе равна.Мила, быстра и не в стремленье,И в глубине твоей ясна,Важна без пены, без порыву,Полна, велика без разливу,

И, без примеса чуждых вод Поя златые в нивах бреги,Великолепный свой ты ход Вливаешь в светлый сонм Онеги...

Глава седьмая

СКИПЕТР И ЛИРА

Ты сам со временем осудишь

Меня за мглистый фимиам;

За правду ж чтить меня ты будешь:

Она любезна всем векам...

Державин. Послание к Храповицкому

1

ринадцатого декабря 1791-го года последовал указ Екатерины II сенату: «Всемилостивейше повелеваем действительному статскому советнику Гавриилу Державину быть при нас у принятия прошений».

После того как генерал-прокурора сената скрипунчика Вяземского разбил паралич, а исполнявший его обязанности Колокольцев своей оплошностью вызвал гнев императрицы, Державину было вменено в обязанность руководить сенатом. Таким образом он соединил в себе власть генерал-прокурора и докладчика. Но ненадолго.

Еженедельные доклады Державина по сенатским мемориям и частые его замечания на них скоро надоели стареющей императрице. «Он со всяким вздором ко мне лезет. Он так нов, что ходит с делами, до меня не принадлежавшими», — жаловалась она Храповицкому.

Особенно наскучили ей два бесконечных дела — сибирского наместника Якобия и банкира Сутерланда.

Генерал-поручик Якобий, бывая по делам службы у Вяземского, начал ухаживать за дочерью его обер-прокурора Рязанова и уже дарил невесту бриллиантами. Но противная Вяземскому партия — графы Безбородко и Воронцов, не желая усиления князя через фаворита государыни Ланского, помешали сватовству. Якобий отъехал в Иркутск и через год невесте отказал. Скрипунчик Вяземский поклялся, что жив не будет, ежели за такую наглую обиду не отомстит. Через несколько месяцев канцелярист Якобия подал донос, в котором возводил на наместника многие вины, где важнейшей было намерение возмутить против России Китай.