Гроссмейстер ордена Госпитальеров

— Изволите ли видеть, справляя нужду сюда, вам не придётся подниматься, нет опасности, что оцарапаетесь, и при этом не коснётесь нечистот. Вашего денщика я обучил пользоваться сим полезным устройством.

— Вот и хорошо, что обучил. Пришли-ка его, а то у меня подпирает, а сил встать, и вправду нет. Ступай.

Я вышел. Так и есть! Как только я ушел, рекруты тут же уселись в тенёчке и принялись судачить о своём. Пришлось рыкнуть:

— Становись! По порядку номеров рассчитайсь!

Поручик, услышав незнакомую команду хмыкнул. Полюбопытствовал у вошедшего денщика:

— Они что, счёт знают?

— Уже знают, ваше благородие! Господин рекрут, по собственному почину занимается с ними и письмом, и чтением, и счётом. Я, не во гнев вашему благородию будь сказано, тоже учусь, даже особую тетрадку для этакого дела завёл. Господин рекрут мне свинцовый карандаш подарили.

— А эти что, не противятся обучению?

— Дык, господин рекрут им сказавши, что те, кто обучатся грамоте, да храбро проявят себя в бою, могут и возвыситься. У их появится случай выйти в унтера́. Кого, говорит, выдвигать, как не храбрых и грамотных?

— Резонно. Ты, как я погляжу, тоже мечтаешь выйти в унтера?

— В унтера не мечтаю, ваше благородие. Я полагаю после службы в приказчики купецкие прибиться. Да и вообче. Грамота это ж заработок в руках – те же письма на родину солдатикам писать, по грошику-то доходу и прибудет.

— И тут есть резон. Позови-ка мне снова удивительного рекрута.

Минуту спустя:

— Ладно, присаживайся, рекрут, разговор у нас будет долгий.

Я присел на лавку, придвинув её поближе к кровати.

— Что тебя отец обучил воинскому делу, я понял. Это хорошо. Но зачем ты сразу начал обучать ружейным приёмам?

— Это на случай нападения на нас во время следования к месту службы. У нас тут, случается, шалят. Да и в других местах бывает неспокойно.

— Гляди-ка, и тут у тебя есть объяснение. А то, что оружие есть только у меня и воинской команды, коей сейчас тут и нету вовсе?

— Зная ружейные приёмы можно и жердью орудовать весьма ловко. Штыковой бой, как известно, есть отрасль фехтования сродни бою на пиках.

— Ага. Понимаю и одобряю. А теперь скажи-ка мне, на какие деньги ты заказал деревянные ружья, и как мне доложили, ещё и строят мундиры на всех рекрут?

— С вашего позволения, господин поручик, мундиры строятся не на всех, а только на эту команду, на двенадцать рекрут, а я тринадцатый. Я оплачу сию работу за собственный кошт, поскольку хочу предстать перед вами, а впоследствии и перед господами офицерами полка в наилучшем виде.

— Ты надеешься таким образом получить офицерский чин и дворянское звание?

— Буду откровенен, да, надеюсь. Так случилось, что у меня, дворянского сына, имеющего хорошее образование, не появилось возможности вступить армию в достойном чине. К сожалению, мой батюшка не смог передать мне дворянство. Более того: имение, которое я должен наследовать, захвачено посторонним человеком, и его кознями я ввергнут в ничтожество. Военная служба даст мне случай сделать карьеру, другого пути я не вижу.

— Мне доложили, что тебя посещали значительные люди уезда, это так?

— Так точно, ваше благородие. Это мои добрые знакомые через детей, с которыми я совместно учился. Все они предлагали мне помощь, дабы избежать службы рядовым, но я отказался.

— Ну да, причину ты объяснил. Понимаю. Что же, твой план кажется разумным. Скажи, а что тебе известно о воинской службе?

— Кое-что, ваше благородие. Умею составлять и читать карты, разбираюсь в пехотном огнестрельном и немного в артиллерийском оружии, правда, с баллистикой знаком весьма поверхностно. Кое-что понимаю в пиротехнике, могу применить сии знания на практике. Немного знаком с тактикой европейских армий, включая армию турецкую. Насколько я понимаю, мы должны пополнить полк, идущий на очередную войну с Турцией?

— Куда направят наш полк, неизвестно ни чёрту ни аллаху, — пошутил поручик. — Мы всё-таки не армейский, а полк внутренней стражи, иначе говоря, городовой. Нас столько раз передвигали из города в город, да так и не определили, кого будут нами пополнять.

— Если позволите, господин поручик, у меня есть вопрос: где сейчас дислоцируется полк?

— Сейчас мы стоим неподалёку от Царского Села, охраняем воинские и флотские магазины.

— Может быть, есть возможность перейти на службу, в воинскую часть, идущую на войну?

— Да, кое-кто из офицеров и унтеров из дворян так делают. Ты тоже так хочешь?

— С вашего позволения, да.

— Ну, это далеко идущие планы, не будем загадывать так далеко. Посмотрим, как сложатся дела, и если благоприятно, то тебя и твоих подопечных я определю в свою роту. Я в прекрасных отношениях и с командиром батальона и с командиром полка, так что, думаю, что сложится благополучно. И ещё: я не поблагодарил тебя за спасение своей жизни. Чаю, что без твоей помощи я бы отдал богу душу.

— Ну что вы, ваше благородие…

— Я знаю что говорю. Моя матушка померла от такой же горячки. Спасибо тебе, Юрий Сергеевич. Разрешаю наедине обращаться ко мне запросто: Павел Павлович.

— Это высокая честь, Павел Павлович, я горд ею.

* * *