Гротески

Старая экономка, заметив болезненный вид молодого пастора, чьи щеки ввалились и побледнели, в один чудный день села и написала длинное письмо в Вюрцбург. Конечно, она могла себе такое позволить. Она служила в этом приходе более сорока лет и застала не только предшественника Дорнблюта, но и предшественника его предшественника. Что и говорить, многих духовных господ она знала лично.

Викарий, весьма неравнодушный к судьбе молодого пастора, поговорил на эту тему с епископом. Без лишних пререканий добродушные старики пришли к выводу, что будет лучше, если в жизни Дорнблюта что-то изменится, пусть даже и помимо его воли. После короткого совещания выход был найден. Надзор за школьным образованием в Гампеле не оплачивался, поэтому старый святоша, который до сих пор отвечал за него, ходатайствовал об отстранении его от этой обязанности. Прошение было удовлетворено с целью передать пост Либориусу Дорнблюту. С такой большой для молодого пастора ответственностью был связан расчет, что «теперь ему придется ограничить работу для периодических изданий, дабы это не помешало исполнению его новых обязанностей». Духовные лица рассудили, что таким образом удастся, не обижая пастора, оградить его от вредных для здоровья ночных штудий. Кроме того, предполагалось, что частые поездки по различным поселкам и деревням их довольно обширного округа подействуют на него укрепляюще.

Либориус Дорнблют был очень тронут своим новым назначением. Он сразу оставил свою подработку в журналах и отменил все подписки, оставив только несколько окружных газет. Далее он с энтузиазмом принялся за контроль образования, и, к великой радости, его служба оказалась очень даже полезной. Его ревизии нагоняли страху на учителей – нельзя было предугадать, в какой день он решит навестить школу. Сегодня он в Дингельфингеле, завтра в Нойлёттинге, а послезавтра уже и в Траунхайме. Он сам присутствовал на занятиях, засыпал учителей вопросами и был очень внимателен ко всякой детали. Нельзя отрицать, что успеваемость в школах его округа значительно выросла и уж тем более крепки стали знания детей в области религии.

– Если так пойдет и дальше, – обратился однажды толстый пастор фон Баумбах к своему соседу по столу в таверне «Синий бык», – то любой мальчишка вскорости сможет встать за кафедру, и мы станем совсем бесполезны.

Однажды вечером пастор Дорнблют вернулся домой взволнованным. Он постоянно хватался за голову и не мог проглотить и ложки супа.

– Так больше не может продолжаться! – воскликнул он. – Нужно принять меры!

– Боже милостивый, да что случилось? – всплеснула руками перепуганная экономка.

Пастор ничего не ответил, но она не унималась и продолжала спрашивать. Тогда он наконец не выдержал.

– Ботаника! – сорвался с его губ дикий вопль. – Ботаника!..

Но он тут же опомнился и пожалел о своей несдержанности.

– Я прошу у вас прощения за этот шум, фрау Обермюллер! – промолвил он кротко. А потом намного тише, но все с той же нескрываемой ненавистью повторил: – Ботаника.

С этого дня пастор будто переменился. Он все усерднее посещал уроки ботаники. После чего он говорил учителю: «Сердечно вас благодарю!» – и уходил. Учитель и дьячок Лангмайер как-то вечером сказал своей супруге:

– Урсель, Урсель, что-то будет!

– И что же? – поинтересовалась Урсель.

Лангмайер рассказал ей про пастора Дорнблюта.

– …а потом он сказал: «Сердечно вас благодарю», – подытожил свой рассказ дьячок. – Но прозвучало это так, будто он мне еще при жизни пожелал гореть в глубоком аду!

Учитель был прав, что-то уже назревало. Пастор тем временем упорно трудился ночи напролет.

Однажды утром, выйдя на веранду, экономка застала его уже сидящим там. Видно было, что он всю ночь не ложился, однако он был так счастлив и доволен, что на сердце у старушки полегчало.

– Я сейчас же сварю кофе, – сказала она. – Через пять минут все будет готово.

– Да, – радостно отозвался пастор, – пусть сегодня он будет особенно хорош. Можно даже немного ветчины… на хлеб.

Старушка внимательно на него посмотрела, а потом развернулась и засеменила на кухню. Из глаз ее текли слезы. Господин пастор попросил ветчины! Ветчины! Должно быть, произошло нечто необычайно радостное!

Немного позже пастор вручил ей три длинных письма с наказом отнести на почту. Одно ушло в Вюрцбург епископу и представляло собой письмо с приложенной копией ходатайства. В двух других конвертах были запечатаны оригиналы ходатайства: одно – в палату имперского совета, другое – в палату депутатов в Мюнхене.

Первым с текстом письма ознакомился фон Дальер, член петиционной комиссии.

Выглядело письмо следующим образом: