Читаем Гроза Кавказа. Жизнь и подвиги генерала Бакланова полностью

Но казаки – народ опытный. Взгляды стали осмысленными и посветлели. На небо смотрели, на степь вокруг, на черкесов. Каждый знает, что когда-то помирать придется, но кто ж его знал, что именно здесь и именно так все это случится.

Не напрасно беду с черной тучей сравнивают. Все правильно – пришла черная туча, пролилась дождем и все заряды подмочила. А без зарядов как воевать?

Но Бакланова не зря потом героем считали. Он и был герой. Оглядел еще раз казаков и сказал Полякову:

– Что-то помирать мне неохота. Да и рановато.

Поляков, настроившись погибать, помалкивал и слушал.

– Так что гляди: сейчас они опять наедут. Это, считай, двенадцатая атака. Но у них тоже, небось, патроны отсырели. Главное – обжечь их, чтоб отъехали. А как они опять шажком поедут, я с полусотней на них в пики кинусь. Если они хоть чуть шатнутся, ты со второй полусотней тоже налетай. А если уж они меня собьют, командуй: «К пешему бою». Я присоединюсь, ну и там уж… Понял?

* * *

Писали потом биографы, что все так и вышло. После неудавшейся атаки горцы отхлынули, пошли шагом. Сотня села в седла. Вдали погромыхивал гром. А Бакланов якобы сказал казакам:

– Товарищи! слышите гул орудийных колес? Это полк спешит к нам. Горцы бессильны, ружья и пистолеты их так же замокли, как и ваши. Нагрянет полк и передушит их, как цыплят, но это бы ничего, а всю славу припишет себе. Вы ж целый день выставляли вашу могучую грудь и останетесь ни при чем! Станичники! Не допустим их воспользоваться нашими трудами. Пики наперевес! с Богом! вперед!

Вот так он сам воспроизвел в записках свою давнюю команду-приказание.

* * *

Нам же кажется, что немного по-другому было. Не о том говорят в таких случаях и не так говорят…

Загалдели, загичали черкесы. Бросились «в шашки». Наперерез им, налетающим, быстро и низко находила туча.

Успел Бакланов скомандовать:

– У кого заряды сухие, давай к середке.

Быстро и бесшумно перегруппировались казаки. Один напомнил:

– Слышь, Бакланов? Заряды кончаются…

– Надо отбить. Палите по лошадям…

Налетели черкесы вплотную. Врезали казаки им в упор. Завизжали, покатились серые и темно-гнедые черноногие кони. Разделились, отскочили горцы, и сразу слева и справа родственники и кунаки по одному подлетели, стали подбирать подбитых и лошадьми придавленных.

Посерьезнели черкесы. Бой перешагнул ту грань, когда речь шла лишь о добыче. И Бакланов, объезжая сотню, сказал негромко сквозь зубы:

– Садись…

Взлетели казаки в седла.

– Урядники, ко мне!

Подъехали урядники. И сказал им Бакланов вполголоса:

– Как молонья вдарит – кидаемся…

И блеснули белки их глаз, ибо взор свой обратили они к небесам, синевато чернеющим.

Черкесы, безвозбранно подобрав убитых и раненых, шагом тронулись, оглядываясь. А Бакланов с урядниками все в небо глядел.

И вот… Пыхнула в черноте белая молния и ударила по одинокому дубу на ближнем бугре. Тот, раскалываясь, скрипуче крякнул и аж просел.

Секунда… Грохнул гром над самой головой, раздирая черное небо, и осыпалось оно на землю крупными каплями.

Еще секунда… И – может, придумал кто, а может, само так получилось…

– О-у-у-у-у… ах…ах…ах…

Тоскливо-безжалостен и ослепительно-ясен поплыл в полуденном воздухе волчий полуночный вой.

Присели от грома и шарахнулись от волчьего воя кабардинские лошади…

Присели от страха и метнулись вперед придавленные всадниками дончаки…

– Пошли!..

Вот оно!.. Взяла полусотня с места в карьер, и взвыли, и завизжали казаки по древнему татарскому обычаю:

– А-и-и-и-и… ах… ах… ах…

* * *

Степь бескрайняя, беспредельная жарится на солнце, трескается от мороза. А в балке, темной и прохладной, течет речка, журчит хрустальными водами. Степь – мгновение. Речка – вечность.

Топчут степь любимые дети Матери Земли, пасут стада. Сгоняют скот в балку к речке и приобщаются к вечности.

И есть в степи воины, любимые дети Неба. Даровал им Отец, всемогущий и всемилостивый, ослепительный миг жизни в этом прекраснейшем из миров. Вязок миг, растянут, и вмещается в него восторг скачки, опьянение битвы, ласки верных жен и неверных любовниц, радость отцовства, когда ребенок ползает по тебе, отдыхающему. Но истекает миг, и призывает Отец к себе воинов: «Хватит вам, воины, наскакались, навоевались…» И оглядываются воины на сладостный миг истекшей жизни, и бросаются в последний бой…

Трава, береги копыта коней наших… Ветер, поддержи нас под локти… Радуйся, Вечное Синее Небо, радуйся, Отец, мы идем…

Душа-птица бьется в груди, крыльями ребра царапает: «Выпусти, выпусти меня…» И вместе с душами взлетает к Синему Небу визг куманский или посвист печенежский:

– А-и-и-и-и… – потрясающее небеса в си миноре.

* * *

Много говорили потом об этой атаке и участников расспрашивали. Те не знали, что ответить. Один урядник сказал внятно:

– Помирать, так с музыкой…

Из донесений видно, что горцы, не ждавшие контратаки, смешались. Тут ударил Поляков, охватывая их с флангов…

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-историческая библиотека

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное