Гроза тиранов

Кабадах молчит, переводя взгляд с одного направленного в его живот ствола на второй. На лице старого воина не видно эмоций, лишь глаза сузились в щелочки, да пальцы на рукояти сабли побелели. Он явно готовится принять бой.

В прошлый раз меня доставило четверо перяников. В этот раз в селе находится вся чета юнаков. Потому и прислали людей побольше. Но никто не хочет воевать со своими.

Пробую встрять:

– Какие обвинения мне предъявляют?

Кабадах отвечает, даже не глядя на меня.

– Это – дело владыки. Мое дело – исполнять его волю…

Я кладу руку на плечо набычившегося брата.

– Я поеду в Цетин.

Стволы даже не дернулись. Все также смотрят прямо в брюхо кабадаха.

Карабарис шепчет одними губами:

– Подумай лучше.

– А что тут думать? Устраивать бойню? Прошлый раз съездил, даже с пользой все вышло. И в этот раз не на плаху зовут. На разговор.

Пистолеты опускаются.

– Я с тобой поеду.

Кабадах еле заметно выдыхает, его пальцы расслабляются.

– Не надо. Лучше мула дай. А сам тут останься. И девку эту, Нелли, отыщи для меня.

Борис молчит. Его лицо напряглось. Он явно желает что-то сказать, но сдерживается.

На улице, все также замерев, стоял напротив друг друга линии четников и воинов владыки.

7

Меня повезли не в Цетин. В этот раз путь лежал намного дальше. Через два дня наш небольшой отряд вышел к отвесной горе, в толще которой на высоте нескольких сот метров белело здание монастыря.

Острог. Гордость Черногории.

По преданию, одному монаху, путешествующему тут во время грозы, привиделись две молнии, ударившие крест-накрест над окрестными горами. Монах объяснил это тем, что Господь желает, чтобы в этом месте был заложен монастырь. Причем, именно в этом – там, где остался след от молнии!

Две сотни лет крестьяне, подвешенные на веревках, рубили неподатливый камень. И сделали чудо. Построили монастырь в толще скалы. Неприступную твердыню, символ свободной маленькой нации.

Поначалу взявшие меня под стражу кабадахи старались вести себя максимально корректно. Но чем ближе мы подходили к Острогу, тем чаще из уст ближайших охранников начали выскальзывать угрозы, злые шуточки. Несколько раз меня толкнули в спину, не то провоцируя, не то проверяя реакцию. Что-то прошипели. Пробуют вывести из себя? И пришить на месте? Или просто вымещают злость за собственные переживания в Грабичах?

Я всмотрелся в лица. Холодные уверенные глаза… Нет… Это – явно не экспромт затаивших обиду пареньков. Значит, кто-то не против, чтобы меня шлепнули по дороге.

Не дождется!

Подъем из долины к этому архитектурному подвигу занял половину дня. Узкая тропа петляла между камней. Раз десять нас окликали перяники, гвардейцы владыки, – рослые небритые битюги с ружьями наперевес. По моим подсчетам, тут сейчас находились сотни две этих головорезов.

Мула пришлось оставить за пару километров от монастыря. В самую кручу я шел на своих двоих. И вымотался страшно!

Вот и узкая дверка цитадели. Рядовые воины, не спрашивая разрешения и не ожидая приказа, потянулись вниз, к полуказарменному зданию для паломников. Перед входом остались только кабадахи и я.

Над нами нависла галерея, с которой так удобно отправлять на тот свет непрошенных гостей. Один из кабадахов постучал. Тут же скрипнул ворот, монах, внешностью и повадками мало отличающийся от оставленных за спиной перяников, пропустил гостей внутрь. Под коричневой сутаной просматривалась раритетная кираса, на поясе – сабля и пара пистолетов.

Как только гости протиснулись, дверь захлопнулась.

Узкими ходами нас повели дальше.

Поворот, дверь, еще поворот, еще дверь. Несколько пролетов лестницы, и вот мы уже в тесноватой келье.

Обстановка самая что ни на есть спартанская – стол, пара табуретов, длинная лавка у стены. Везде – иконы.

Сопровождающие меня агенты стали полукругом. Я – в центре.

За столом, втроем на одной лавке, сидят незнакомцы. Все – пожилые, усатые, обильно побеленные сединой. На столе расставлены остатки трапезы. В комнате душно от табачного дыма – все трое попыхивают. Я уже усвоил, что такой привычкой обладают, в основном, либо бывшие моряки, либо отслужившие во фрайкоре, австрийских вспомогательных частях. Это – недобрый знак.

– Мы заждались, – ухмыляется средний незнакомец. – Что же ты, Петр, напрягся? Садись – в ногах правды нет.

Я плюхаюсь на табурет. Ноги ноют после изматывающего подъема.

– Ну, душа-человек, рассказывай, – продолжает второй.

У них даже тембры голосов схожи – специально подбирали, что ли?

– Что рассказывать-то?

В разговор вступает третий незнакомец:

– А поведай ты нам, человече, где деньги схоронил, что государь российский в руки тебе доверил? И не надо тут байки свои крутить.

Я скрипнул зубами. Ой, нехорошее начало!

8

К вечеру меня отвели в келью. Келью провинившихся, местный аналог гауптвахты.

Допрос длился весь день и почти всю ночь. И все вокруг одного и того же. Усачи кнезы, члены Скупщины, прибывшие к владыке, спрашивали о том, как я проморгал их золото.