Гроза в Безначалье

Чтение этих глав есть благочестие и непреходящий свет, тот, кто аккуратно будет повторять их слово за словом во всякий день новолуния и полнолуния, обретет долгую жизнь и путь на небо.

Глава VI

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ГРОМОВЕРЖЦА

1

Он стоял на пепелище, растерянно озираясь по сторонам.

Огонь. Только что был огонь! Яростно ревущее пламя, безбрежный океан алого треска и грохота, Пралая, Судный День, конец света! И Семипламенный Агни, собрат-Локапала, мчался сквозь полыхание на бешеном баране-агнце, смеясь мне в лицо, как уже случалось некогда, в страшном лесу Кхандава, где два Миродержца схлестнулись не на жизнь, а на смерть из-за пустяка, потому что именно пустяки в конечном счете решают судьбы миров…

Пожар надвигался строем «краунча», излюбленным способом южан Декхана, когда журавлиные крылья-фланги охватывают неприятеля с двух сторон, а острый клюв проникает в самую сердцевину, я же воздвиг против дикой птицы Агни оплот упрямых, «телегу Творца», собрав космы туч в несокрушимые бастионы, и бил навстречу струями ливня, толстыми, как колесничная ось, холодными, как снега Химавата, бил, дождил из прохудившихся бурдюков, расшвыривая остатки перунами!

Было?

Не было?

Наклонясь, я зачерпнул горсть пепла и дал ему возможность медленно просочиться между пальцев. Не пепел — сажа.

Мокрая.

Мокрая?..

Я стоял на пепелище и тупо смотрел на свою чистую ладонь.

«Сами знаете, господин: грязь не пристает к Миродержцам, к таким, как вы…»

Где ты, пугливая апсара-уборщица?.. Что ты сказала бы сейчас, глядя на голого Владыку, попирающего грязь в чащобах Пхалаки?!

Нет, лучше мне не слышать того, что ты могла бы сказать…

— Ты был великолепен! — засмеялись позади меня цимбалы, выточенные весельчаком-ювелиром из цельного куска горного хрусталя.

Я обернулся.

— Ты был великолепен! — повторила Кала-Время, улыбаясь мне от ограды своего ашрама.

Странно: сейчас ее нагота не производила на меня прежнего впечатления, особенно если учесть, что Кала снова изменила облик — грудастая стерва-рыжуха, апсара апсарой, каких двенадцать на дюжину…

Я взял за глотку раздражение, без предупреждения восставшее из темных тайников души, и с наслаждением сжал невидимые пальцы. Лишь спустя мгновение сообразив, что пальцы сжимаю не я, а тот чужак, который сидел во мне с самого начала этого безумного дня, одного-единственного дня из жизни Индры-Громовержца, Владыки Тридцати Трех.

— Что здесь произошло? — Труба моего голоса дала трещину, пустив совершенно отвратительного петуха, но я ничего не мог поделать с горлом-неслухом.

Кала внимательно смотрела на меня, и под ее взглядом я почувствовал себя мерзавцем. Ощущение было удивительно острым, подобно синхальским приправам, от которых рот и гортань превращаются в факел, и что самое забавное, выглядело совершенно беспричинным. Если уж кто и имел все основания обижаться, так это Могучий-Размогучий Индра, изнасилованный Временем лет эдак на пятьдесят в глубь чужой жизни.

Я и не подозревал, что такое возможно.

— Интересно, — Кала грациозно присела на корточки, что для обнаженной женщины едва ли не одна из самых трудных задач, — интересно. Владыка… Ты всегда подхватываешься со своей очередной любовницы и бежишь сломя голову в чащобу? Да еще швыряясь молниями во все стороны, а потом заливая грозовым ливнем пожар, который сам же и вызвал?! Ты тайный асур-извращенец? Или это только мне повезло?!

— Я? Пожар?!

— Ну да! Извини, родной, но так и заикой недолго остаться!.. Я, конечно, рада, что к тебе вернулась твоя божественная сила, и мне льстит, что ее возвращение могло быть спровоцировано моими ласками, но…

Я легонько встряхнул рукой. С кончиков пальцев сорвались огненные змейки, радостно зашипев, они пропахали мокрую золу и угасли. Над головой, из косматой шевелюры ночных туч, раздалось ответное рычание, и звезды, которые вылезли было в прорехи, попрятались кто куда.

Гроза была здесь. Моя гроза. Ждала.

— Сколько… сколько сейчас времени, Кала?

Она шлепнулась прямиком на пышные ягодицы — в этом смысле новый облик был куда удобней предыдущего! — и расхохоталась. Надолго, взахлеб, самозабвенно, повизгивая от переполнявшего душу восторга и катаясь прямо по земле возбужденной пантерой. Когда до меня дошел смысл собственного вопроса, попытки спросить у Времени о времени, — губы Владыки раздвинулись помимо его воли, горло прочистилось заразительным хрюканьем, и еще один залп хохота потряс лес, переполошив зверье по меньшей мере на йоджану вокруг.

Полночь тихо приблизилась к двум пустосмехам и замерла. Она была пугливей трясогузки, эта полночь, палач сегодняшнего дня.

— Понял, — тихо спросила Кала, отсмеявшись, — понял, любовничек, каково оно: любить Время?! А вы, суры-гордецы, считаете, что все знаете обо мне…