Грозные царицы

Но, как бы Елизавета Петровна ни доверяла Пуассонье как лекарю, она сильно колебалась, стоит ли вот так же доверять ему руководство ее политическими решениями. Узнав о новом французском проекте, в соответствии с которым русский экспедиционный корпус должен был высадиться в Шотландии и атаковать англичан на родной их земле, в то время как французскому флоту назначено было свести счеты с противником в морском бою, Елизавета Петровна сочла этот план чересчур дерзким и предпочла ограничиться сражениями с прусской армией на суше. К несчастью, генерал Фермор оказался еще менее «мобилен», чем покойный фельдмаршал Апраксин. Вместо того чтобы стремительно нападать, он буксовал на границе Богемии в ожидании прихода гипотетического подкрепления с австрийской стороны. Выведенная из себя этим топтанием на месте, Елизавета отправила Фермора в отставку и заменила его Петром Салтыковым, старым генералом, сделавшим карьеру и прослужившим всю жизнь в малороссийской ландмилиции. Известный своей застенчивостью и скромностью, хилый с виду и всегда одетый в белый ландмилицейский мундир, которым чрезвычайно гордился, Петр Салтыков был только что не встречен войсками в штыки. Над ним смеялись, стоило ему отвернуться, его называли «курочкой». Однако «курочка» почти сразу же по приезде доказала, что она отличается воинственностью большей, чем иной боевой петух. Воспользовавшись тактической ошибкой Фридриха II, Петр Салтыков смело направился к Франкфурту, где встретился на Одере с австрийским полком генерала Гедеона де Лаудона. Едва они образуют единое соединение, дорога на Берлин будет открыта.

Предупрежденный о нависшей над его столицей угрозе, Фридрих II поспешно вернулся из Саксонии и, уже в Берлине узнав от своих шпионов о разразившейся в стане противника ссоре между русским Салтыковым и австрийцем Лаудоном, решил использовать ее, чтобы начать неожиданную и стремительную атаку на врага. Прусский король полагал, что эта атака окончательно решит исход кампании. Ночью 10 августа его войска форсировали Одер и внезапно напали на русских, окопавшихся в Кунерсдорфе. Однако медлительность пруссаков позволила войскам Лаудона и Салтыкова реорганизоваться, сведя тем самым неожиданность к нулю. Однако битва оказалась столь жестокой и хаотичной, что Салтыков – в истинно театральном порыве – бросился прямо перед солдатами на колени и стал молить «воинского Бога» послать им победу. На самом деле все решила русская артиллерия, оставшаяся неприкосновенной при повторяющихся атаках врага. 13 августа сначала прусскую пехоту, а за ней и кавалерию разбили выстрелами из пушек. Выживших пруссаков охватила паника. Вскоре из сорока восьми тысяч человек, находившихся под началом Фридриха II, осталось всего три тысячи. К тому же и эта истощенная, деморализованная орда была пригодна только для того, чтобы отступать, прикрывая арьергард. Совершенно подавленный исходом боя Фридрих II написал своему брату: «Я не переживу этого; последствия этого дела ужаснее, чем оно само. У меня нет средств к спасению… Мне кажется, все погибло… Я не переживу потери моей родины. Прощай навсегда». А Петр Салтыков, посылая царице отчет об этой победе, показал себя куда как более сдержанным. «Вашему Императорскому Величеству не следует удивляться нашим потерям, ибо Вы знаете, что король Пруссии заставляет дорого платить за свои поражения, – писал он. – Еще одна победа, подобная этой, Ваше Величество, и я принужден буду, за отсутствием гонцов, с посохом в руке сам отправиться в Санкт-Петербург». По повелению абсолютно убежденной в исходе войны Елизаветы на этот раз состоялся «настоящий благодарственный молебен», а маркизу де Лопиталю она заявила: «Каждый хороший русский должен быть хорошим французом, а каждый хороший француз должен быть хорошим русским». Императрица отблагодарила «курочку», старика Салтыкова, за высокие воинские достижения, одарив его чином фельдмаршала. И что же? Он внезапно впал в спячку от царской милости? Вместо того чтобы преследовать отступающего врага, Салтыков почил на лаврах! Да и вся Россия, казалось, оцепенела в счастливом восторге от одной мысли о том, что ей удалось обратить в бегство такого грозного военачальника, как Фридрих II.