Грозный эмир

Известие, что Луи де Мондидье посватался к благородной Ангелике де Сент-Омер, привело благородного Понса в ярость. К счастью, у него хватило ума не выплескивать свои чувства на седую голову шевалье де Теленьи, принесшего в графские покои эту неприятную во всех отношениях новость. Герхард со скрытым злорадством наблюдал за Понсом, но при этом лицо молодого шевалье выражало лишь горечь и изумление. Похоже, Гишар де Сент-Омер сошел с ума, если согласился отдать дочь за развратника и пьяницу.

– Сумасшествие здесь как раз ни при чем, – возразил умудренный жизнью Гаспар. – Всему причиной бедность. Благородный Годфруа, да не икнется ему в гробу, начисто обездолил своих сыновей, вбухав едва ли не все свои деньги в дурацкую затею с орденом. Старшему сыну он хотя бы оставил замок, а несчастный Гишар мыкается в нищите, не зная, как прокормить семью.

– Мог бы обратиться ко мне, – зло процедил сквозь зубы Понс.

Графу Триполийскому совсем недавно исполнилось тридцать семь лет. Сил этому сухощавому человеку некуда было девать, зато с мозгами у него случались проблемы. Положа руку на сердце, никто, включая скептически настроенного Лаваля, не назвал бы Понса дураком. Да и правителем он оказался далеко не худшим. Графа подводила горячность, унаследованная им от отца. И если в делах государственных Сесилии удавалось удерживать импульсивного мужа в разумных рамках, то личные свои проблемы благородный Понс решал сам, делая порой одну глупость за другой. Если он и хранил верность своей жене, то только в первые годы их брака, вся остальная его жизнь прошла в беспорядочных метаниях от одной прелестнице к другой. При этом граф влюблялся порой до умопомрачения и каждый раз заявлял, что эта женщина будет последней в его жизни. О слабостях благородного Понса знали все, включая его жену Сесилию, но, к сожалению, далеко не у всех хватало совести не пользоваться причудами графа для собственного обогащения.

– Гишар человек бедный, но гордый, – покачал головой Теленьи. – Сент-Омеры не кланялись даже королям. Ну и Жозефину я бы не стал сбрасывать со счетов. Эта женщина сумеет заморочить голову любому мужчине.

– Кроме меня, – отрезал граф.

– Так ведь не все обладают столь трезвым умом, благородный Понс, – развел руками Гаспар. – А Гишар, не в обиду ему будет сказано, всегда был простофилей. Выбрал женишка для своей дочери, нечего сказать. Он ведь содомит, этот Мондидье. Черт его знает, в кого он такой уродился.

– Быть того не может, – запротестовал Лаваль.

– Развратник, каких поискать, – продолжил свои разоблачения старый пьяница. – Чудовище в человеческом обличье. Когда я рассказал несчастной Ангелике о том, какое сокровище ей досталось в мужья, она упала на колени и стала умолять о помощи. Веришь, Герхард, я прослезился. Не мог спокойно смотреть, как убивается прекрасное дитя. В общем, казни меня или милуй, благородный Понс, но я обещал девушке твою помощь.

– А почему мою? – неожиданно растерялся пылкий граф. – Нет, я, конечно, переговорю с Гишаром, но…

– Он тебя не послушает, – обреченно махнул рукой Гаспар. – Знаю я этого Сент-Омера. Все они постники и лицемеры. Будет стоять на своем как последний дурак. Выдам замуж и точка.

– А что ты мне предлагаешь?

– Переговори с девушкой, благородный Понс, – подсказал Лаваль. – Утешь, приободри. Предоставь убежище. Родительская воля, это конечно важно, но ведь есть еще и воля сюзерена.

– Вот, – поднял палец Гаспар. – Молокосос, а как здраво рассуждает. Не ожидал я от тебя, граф, таких слов. Ты же мужчина. Мне ли тебя учить обращению с женщинами.

– Хорошо, – сдался граф. – Я приглашу благородную Ангелику во дворец.

– Рассудил, нечего сказать! – всплеснул руками Гаспар. – Зачем же бросать тень на репутацию девушки? Она и без того рискует, идя против воли отца.

– Я организую эту встречу в городе, – вызвался Лаваль. – Сделаю все так, что ни одна собака в Триполи не гавкнет.

– Действуй, – одобрил предложение своего лейтенанта Понс. – Я на тебя полагаюсь, Герхард.

На голову графа Триполийского свалилось столько проблем, что впору было растеряться. Во-первых, подрос сын, которого пора было посвящать в рыцари. Благородная Сесилия, хлопотавшая над своим чадом как наседка над цыпленком, уже не первый раз напоминала об этом мужу. К сожалению, благородный Понс не мог вот так просто взять и махнуть рукой на устоявшиеся традиции. Нельзя было посвящать в рыцари человека, ни разу не побывавшего на поле битвы. Правда, графу вроде бы улыбнулась удача. Правитель Хомса запросил помощи против атабека Зенги. Хорошие отношения с беком Унаром были слишком важны для Триполи, чтобы от них можно было просто отмахнуться. К тому же на призыв старого сельджука уже откликнулся король Фульк, и при сложившихся обстоятельствах граф просто не мог остаться в стороне. Понс решил сам возглавить ополчение, но его отговорили.

– Слишком много чести для какого-то там Унара, – заявил во всеуслышанье шевалье де Теленьи. – Это королю Фульку нужно подправить свою пошатнувшуюся репутацию, а слава Понса Триполийского уже двадцать лет гремит в Святой Земле.