Грозный эмир

Эта подробность в биографии Эркюля насторожила Водемона, однако Андре не стал развивать скользкую тему, дабы не обидеть хозяина. Фульк был на редкость самолюбив и страшно огорчался, когда ему со стороны указывали на совершенные ошибки. Его доверие к шевалье де Лувье основывалось на чувстве. На чувстве к благородной Жозефине, естественно. И как всякий пусть и не глупый, но влюбленный человек, Анжуйский полагал, что объект его страсти отвечает ему взаимностью. В чем Водемон, кстати говоря, сомневался, хотя и не высказывал свои сомнения вслух. Благородный Андре был слишком скрытным человеком, чтобы пускаться в откровения даже с хорошо знакомыми людьми. Эта скрытность помогала ему вот уже на протяжении тридцати лет находиться на вершине власти. Он уже похоронил двух королей и теперь спокойно наблюдал, как клониться к закату жизнь третьего. Четвертого владыку ему еще предстояло приручить, но делать это следовало без спешки, не прибегая к необдуманным заявлениям и действиям. Если Лувье окажется честным человеком, то Иерусалимское королевство от этого только выиграет. Зато в случае предательства благородного Эркюля отвечать за излишнюю доверчивость придется Фульку Анжуйскому, не проявившему в данном случае мудрости, свойственной истинным правителям.

– Так что ты предлагаешь, благородный Фульк? – вежливо спросил у обиженного хозяина Андре.

– Мне кажется, что мы должны уберечь благородного Балдуина от фатальной ошибки, которую он собирается совершить. Чрезмерное укрепление ордена приведет к ослаблению короля, что неизбежно отразится и на положении его вассалов.

– Так оно и будет, – мрачно кивнул Рауль де Музон. – Если орден прибирает к рукам королевские земли, то с благородными шевалье его руководители церемониться не будут. У нас отберут замки и заставят служить целям далеким от божьих заповедей.

Впервые за сегодняшний вечер Анжуйский благосклонно глянул на лотарингца. У Рауля хватило ума, чтобы понять, сколь печально для вассалов может закончиться ослабление власти сюзерена. Конечно, Фульк не собирался обвинять храмовников в измене. Это было бы слишком опрометчивым заявлением с его стороны. Но и терпеть их безумные претензии – благодарю покорно.

– Почему бы нам не попробовать договориться с эмиром Бури в обход аль-Маздагани, – прищурился в сторону Водемона Анжуйский. – Ведь несчастный юноша не получит ничего от сделки между визирем и королем. А мы пообещаем ему золото. В крайнем случае, предложим небольшой город в пределах Сирии.

– А если он не согласится? – спросил Этьен.

– У него нет другого выхода, – горячо возразил де Лувье. – Его устранят еще до того, как Дамаск окажется в руках тамплиеров. Один удар кинжала федави, и для почтенного Бури все будет кончено в этом мире.

– Бури может обратиться к Зенги, – не согласился с Эркюлем Гранье. – И атабек охотно придет к нему на помощь.

– Не придет, – резко возразил Лувье. – Почтенный Иммамеддин еще не укрепился в Халебе. Он опасается удара со стороны благородного Боэмунда. И если в Антиохии не вспыхнет междоусобицы, то атабек не двинется с места.

Взоры всех присутствующих обратились на Рауля де Музона, назначенного третейским судьей по весьма сомнительному делу.

– Я сделаю все, что в моих силах, – развел руками старый шевалье. – Думаю, нам все же удастся примирить графа Боэмунда с вассалами. Никто не заинтересован в большой войне.