Грозный идол, или Строители ада на земле

На широком ложе спал на спине Парамон, вытянувшись во весь свой огромный рост и издавая во сне какое-то отвратительное хрюканье. Рядом с ним, облокотившись на локоть, лежала Сусанна со смертельно бледным лицом, уставив с ужасом расширившиеся глаза на ужасную рожу старика. Хотя сознание, что она — жена бога и что он сжигал ее своим пламенем целую ночь, восхищала ее и как бы возносила на небеса, но из ее глаз неудержимо катились слезы, и она дрожала, как в лихорадке. Может быть, тайный, бессознательный инстинкт нашептывал ей, что она жертва самого жестокого, грубого обмана. Не понимая своих слез, она все-таки думала, что небесный супруг ее, конечно, уже отлетел из этой отвратительной храмины. Был и еще один мучительный для нее вопрос: почему он, могучий бог, поместился именно в это уродливое тело? Она чувствовала как бы оскорбление, а вспоминая о страшном разврате ее бога и мужа, грубом цинизме, с которым он обращался с ней, она внутренне содрогалась, совершенно не понимая, как это совместить: светлый бог и то животное, которое извивалось в судорогах похоти. Эти мысли она с ужасом отгоняла от себя, и вместо них являлась другая, уносящая ее за облака: она жена Лай-Лай-Обдулая. Слезы, однако же, неудержимо струились из ее глаз, и она продолжала с отвращением всматриваться в безобразное тело Парамона. Вдруг ей сделалось невыразимо противно это страшное лицо с острым, как у птицы, носом, ввалившимися тонкими губами и, кроме того, он как-то хрюкал и вонял, отвратительно вонял, как свинья.

Сусанной овладело такое отвращение, что она сделала движение, чтобы подняться и убежать. Это оказалось невозможным: ее волосы были обвиты вокруг отвратительной ноги «пророка», кончавшейся красной, расплюснутой ступней, и слезы полились из ее глаз, как фонтан.

— Женщина, зачем ты здесь? — сурово воскликнул вдруг «пророк», неожиданно проснувшись.

Сусанна затрепетала и робко ответила:

— Пророк, прошла целая ночь, как я здесь… Могучий Лай-Лай-Обдулай был в твоем теле?..

— Да, он был… а меня, супруга бога, не было в моем теле… я был на небе… Иди же от меня… Женское тело отвратительно для глаз моих…

— Пророк… я нагая…

— Иди, Сусанна, — грозно воскликнул «пророк» так, что «невеста бога» затрепетала еще сильнее.

— Я не могу.

— Ты ждешь, что бог опять влетит в меня?..

— Нет, пророк.

— Ты сказала: не могу.

— Волосы мои обвил веселый бог вокруг ноги твоей…

— Веселый, радостный бог, как он тут шалил и потешался, — говорил Парамон, освобождая ее волосы от своей ноги.

Когда Сусанна стояла у двери, чтобы уйти, «пророк» таинственно проговорил:

— Знай, светлая жена высокого, родится у тебя сын, и будет он бог на небе и на земле.

Сусанна вышла, и сердце ее билось от восторга.

В этот день крестьяне Зеленого Рая не пошли на работы в поле, так как, едва они стали брать разные сельские орудия, как с разных концов появились вестники от начальников, выкрикивающие, что они должны не работать сегодня, а петь, плясать, пить вино и потешать светлого бога. Продолжая свои выкрикивания, они объявили о великой милости, нисшедшей на Зеленый Рай с небес: Лай-Лай-Обдулай в эту ночь телесно сочетался с девственницей Сусанной, а потому в свое время появится и новый маленький бог, который и будет царствовать в Зеленом Раю бесконечные века, и тогда-то наступит общее счастье, мир и радость. Выслушав все это с большим удивлением, ничего не отвечали крестьяне, а только, почесав затылки свои, начали бросать орудия полевых работ с таким видом, точно желая сказать: «Врите, что хотите — наплевать». Они были так запуганы и так боялись обычной теперь в Зеленом Раю расправы — розог, что какое бы чудо ни спустилось с небес, — хотя бы даже сам Парамон поскакал верхом на коне в небеса, — ответ на все это мог быть только один: чесание в затылке. Шпионы, теперь награждаемые начальниками, стали разводиться, как блохи в грязном белье и, зная это, крестьяне опасались высказывать свои мнения.

Зашумел, развеселился Зеленый Рай: выпиваемое вино ударяло в голову, и ноги сами подымались кверху и плясали. Невозможно было не радоваться и не плясать перед Лай-Лай-Обдулаем: он мог обидеться, так как этот день был великим праздником, и с «высоких сфер» последовало распоряжение называть его «великим днем зачатия» и ежегодно торжественно праздновать каждое двенадцатое сентября.

С полудня до полночи продолжалось торжество, мистические танцы нагих людей, кончающиеся, чтобы не обидеть бога, подражанием его шаловливым проделкам в высокой траве или под древесными ветвями.

Три бюрократа смотрели на все это с маленького холма, сидя на высоких сидениях, а впереди их, на таком же кресле, сидела супруга Лай-Лай-Обдулая с венком из роз на голове и со скромным подарком жениха — красным цветком, который качался в ее руке. Вокруг дерева были расположены бочонки с вином и, так как людям необходимо было быть веселыми и бесстыдными, то они пили много, а те, в ком еще звучал голос прежнего бога — совести, — особенно много: надо было заспиртовать его в сердце, как в банке со спиртом жука.