Грозовой перевал

– Посмотрите! – сказал он, вытаскивая из-под одежды пистолет необычного устройства, снабженный обоюдоострым складным ножом, примкнутым к стволу. – Разве это не великий искуситель для отчаянного человека? Я не в силах устоять – каждую ночь поднимаюсь с ним к этой двери и пробую, насколько хорошо она заперта. И если однажды я найду ее открытой – Хитклифу конец! Я убью его, пусть за минуту до этого в голове моей вспыхнут сотни доводов против, – меня словно дьявол подначивает махнуть на них рукой и покончить с врагом. А с дьяволом можно бороться только до известного предела: коль скоро он победит и час пробьет, – все небесное воинство не спасет Хитклифа!

Я внимательно рассматривала пистолет. Меня посетила отвратительная и в то же время необычайно притягательная мысль: какой же властью я будут обладать, если смогу завладеть им! Я взяла пистолет из рук Эрншо и дотронулась до лезвия. Хозяин Грозового Перевала с удивлением следил за выражением, появившимся на краткий миг на моем лице: не ужас то был, а зависть. Он ревниво выхватил у меня пистолет, закрыл нож и вновь спрятал свое оружие под одеждой.

– Можете рассказать ему об этом, мне наплевать! – заявил он. – Предупредите его, оберегайте его, станьте его сторожевой собакой. Вы знаете, в каких мы с ним отношениях, как я вижу. Вы ведь совсем не удивились этой угрозе.

– Что сделал вам Хитклиф? – спросила я. – Чем он вас так оскорбил, чтобы заслужить столь сильную ненависть? Не лучше ли просто закрыть перед ним двери дома?

– Нет, никогда! – воскликнул Эрншо. – Если он решит покинуть меня, он покойник. А коли вы его убедите съехать отсюда, то вы – убийца! Вы считаете, я должен потерять все и не попытаться вернуть свое имущество? Чтобы Гэртон стал нищим? О, проклятье! Я должен, я просто обязан отыграться. А потом я завладею его золотом, кровь его прольется от моей руки, а душа мерзавца отправится прямиком в ад! А уж в аду с его появлением даже чертям станет тошно, провалиться мне на этом месте!

Ты, Эллен, рассказала мне об обычаях и поступках твоего бывшего хозяина, и, видит Бог, он на грани безумия. По крайней мере, вчера вечером он совсем лишился разума. Я трепетала от ужаса в его присутствии, и теперь общество старого грубияна-слуги казалось мне спасением. Мистер Эрншо вновь заходил из угла в угол, а я, открыв щеколду, проскользнула на кухню. Там был Джозеф, он заглядывал в котелок с водой, висевший над огнем. Рядом с ним на скамье стоял деревянный жбан с овсяной крупой. Вода в кастрюле закипала, и Джозеф уже собрался было запустить свою грязную лапу прямо в овсянку. Я поняла, что таким образом он, видимо, собирается приготовить наш ужин. Поскольку я изнемогала от голода, то преисполнилась решимостью сделать этот ужин съедобным и твердо заявила:

– Овсянку сварю я! – С этими словами я забрала жбан у Джозефа и принялась снимать с себя шляпу и амазонку. – Мистер Эрншо, – продолжила я, – велел мне обходиться своими силами, значит, я займусь ужином. Не буду я изображать из себя госпожу, иначе, того гляди, умру с голоду в этом доме.

– Боже праведный, великий и милосердный! – заголосил Джозеф, садясь поудобнее и поправляя свои вязанные в рубчик чулки. – Ну неужто тут кто-то новый появился, кто горазд приказы отдавать? А я только-только к двум хозяевам приладился… А коли еще и хозяйка в доме начнет распоряжаться, мне, горемычному, здесь не место. Придется, как видно, перебираться куда получше, чует мое сердце…

Я не обратила ни малейшего внимания на его сетования и сразу приступила к стряпне, вспоминая с грустью то время, когда она была всего лишь веселой забавой. Я постаралась прогнать эти мысли, но воспоминания о прежнем счастье явились предо мной столь ярко, что унять эту печаль можно было только работой, и вот в кипящую воду полетели новые пригоршни крупы, а поварешка в моих руках завертелась все быстрее и быстрее. Джозеф с все возраставшим неудовольствием следил за моими кулинарными потугами.

– Ой-ой-ой! – заверещал он. – Не будешь ты, Гэртон, кашку кушать сегодня вечером, это как пить дать. В ней комки, что мой кулак. Куды еще сыпете-то? Лучше б вы прямо весь жбан туда вбухали, честное слово. Пенку-то снимите… Вот каша и готова! Хорошо еще, что дно в котелке не вышибли, при вашей-то сноровке…

Честно скажу, каша получилась комковатая и сыроватая, когда ее разлили по четырем мискам. Также на ужин был подан галлонный[21] кувшин парного молока, который принесли из хлева. Гэртон схватил кувшин и принялся жадно и неаккуратно пить прямо из него. Я возмутилась и потребовала, чтобы ему налили его порцию молока в отдельную кружку, заявив, что не удовольствуюсь опивками.

Старый мерзавец счел нужным обидеться на меня за мою разборчивость и принялся разглагольствовать о том, что “малец, видит Бог, ничуть не хуже вашей драгоценной милости” и что “здоров он не в пример тем, кто чересчур много о себе понимают”. Между тем юный негодяй продолжал шумно хлебать, нарочито пуская слюни прямо в кувшин и косясь на меня наглым глазом.