Группа ликвидации

Я вымыл лицо и принял аспирин. Когда в дверь постучали, звук был едва слышный, но я подскочил как ужаленный. Я снова достал нож, подошел к двери и открыл ее, соблюдая привычные меры предосторожности. Стоявшего за дверью гостя я менее всего ожидал сейчас увидеть. Я-то думал, что она уже достаточно от меня натерпелась и ей требуется небольшая передышка. Я закрыл нож и сунул его в карман. Этот вечер был полон сюрпризов, которые почему-то душу не радовали.

— Входи, Лу, — сказал я. Она не двинулась. Она смотрела на мое лицо. — Да, здесь побывали твои друзья. Поздравляю!

— Мэтт, я…

— Входи! Не бойся. Я не имею привычки посягать на одну и ту же женщину дважды в течение одного вечера.

Она вошла. Я закрыл дверь и обернулся. Она произвела значительные реставрационные работы. В ней теперь невозможно было узнать девушку, которую я некоторое время назад оставил лежать на кровати в лохмотьях. На ней был ее старый костюм битника — обтягивающие черные штаны и свободный черный свитер, — волосы расчесаны, а на губах свежий слой яркой помады. На подбородке краснело пятно — вот и вес, что напоминало о нашем недавнем поединке.

Мы молча смотрели друг на друга. Наконец я сказал:

— С тобой все в порядке? Она кивнула.

— Да. Со мной — все в порядке. Я протянул руку и дотронулся до красного пятна на подбородке.

— Моя щетина?

Она кивнула.

— Мне надо будет не забыть в следующий раз побриться перед тем, как я соберусь подвергнуть истязанию очередную женщину.

— Ты еще не закончил истязать эту женщину, Мэтт.

Воцарилась тишина.

— Я не особенно… красиво поступила с тобой… мы поступили друг с другом. И я не осуждаю тебя за то, что ты меня возненавидел и захотел причинить мне боль.

Я вовсе не нуждался в ее дурацких сопереживаниях.

— Очень мило с твоей стороны. Я просто польщен… Она поспешно помотала головой.

— Пожалуйста, не ехидничай! Когда-нибудь, может быть, очень скоро, ты поймешь, почему… — ее голос угас. Помолчав, она добавила: — Если я что-то… чем-то могу искупить то, что я тебя так одурачила…

— Мне кажется, мы квиты. Она взглянула на пустой комод.

— Даже после этого?

— Даже после этого. Она скривила лицо.

— Кажется, я без особого успеха пыталась собой торговать сегодня, а?

— Да? А ты разве этим занималась? — Я смерил ее взглядом. — Знаешь, меня никогда не возбуждал вид женщины в штанах, куколка.

Она сказала упавшим голосом:

— Ну, это легко поправимо. Их же можно снять! Напрасно она все это говорила. Как я ни старался, последнее слово оставалось за ней. Я признал свое поражение.

— Слушай, Лу, давай прекратим. Я уже устал от этих обменов сальностями и остротами. Она упрямо сказала:

— Я просто не хочу, чтобы ты ощущал себя… обманутым. По крайней мере, в этом смысле. Но в то же время я не хочу, чтобы ты ощущал себя великодушным и благородным рыцарем. Я хочу покончить со всеми нашими взаиморасчетами прежде, чем выйду из номера. Мы скорее всего больше никогда не увидимся. Если тебе кажется, что тебе что-то еще светит, черт тебя возьми, то пришла пора расплаты, — и она заплакала.

Я достал из чемодана носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и смущенно посмотрела на платок.

— Сохрани его на память, — сказал я. — Посмотришь как-нибудь на эту скромную монограмму, да и вспомнишь обо мне.

Она запихала платок в карман штанов.

— Ну, вот, я совсем расквасилась. Пожалуй, мне пора отчаливать.

Она повернулась и пошла. Я дал ей дойти до двери. А потом позвал:

— Лу!

Она обернулась.

— Да?

— Передай, пожалуйста, сообщение от мистера Хелма некоему господину Каселиусу, если вдруг тебе придется с ним встретиться.

У нее слегка расширились глаза.

— Какое сообщение, Мэтт?

— Я же предложил тебе сделку, помнишь? Ты ее отвергла.

— Я помню.

— Ну так вот, если масса Каселиус вдруг будет не вполне удовлетворен пленками, которые вы все сегодня добывали с такими трудностями, то, милая моя, просто шепни ему на ухо, что я готов предложить ему свою помощь. Но с одним условием. Он должен будет прийти ко мне лично. Я все еще горю желанием познакомиться с ним.

Она смотрела на меня с ужасом и недоумением.

— О нет! — прошептала она, точно обращаясь к самой себе, но потом ко мне. — Какой же ты дурак! Какой же ты набитый, самодовольный дурак! Ну как ты мог…

Ее шепот сорвался в рыдание. Она пошатнулась, нашарила дверную ручку, точно слепой, открыла дверь и выбежала в коридор. Я услышал быстрые шаги ее мягких тапочек по ковру.

Постояв немного, я пожал плечами и пошел за ней. Я торжествовал победу: эк ее прорвало! Меня распирало от радости. Но сказать по чести, я и сам не понимал, почему. Я пошел за ней выяснить, что же все-таки случилось. Когда я вышел в коридор, она уже свернула к лестнице. Я услышал, что, дойдя до середины марша, она остановилась. Я подошел к углу и осторожно глянул вниз.