Грустное танго Арлекина

– Суровцева, я тебя отвлечь пытаюсь, дурында! По-моему, ты слишком глубоко погружаешься в этот кошмар, не стоило бы.

– А что делать, если кошмар сам меня затянул… Катенька, потом Вика… – Яна шмыгнула носом и отвернулась. – Кирилл вот тоже.

– Кстати, насчет Кирилла. Он что, действительно собрал «народный патруль»?

– Ага. Нескольких своих приятелей организовал, они теперь вместе промзону прочесывают. С бейсбольными битами. Хорошо хоть днем. А ночью в парке дежурство установили, по трое патрулируют возле аттракционов.

– Вот ведь геморрой малолетний, – покачал головой Димка. – У Матвея от одного упоминания об этом патруле нервная почесуха начинается. И непроизвольный выброс ненормативной лексики происходит.

– Ну и запретил бы!

– И как? Как запретить? Пацанам уже есть по восемнадцать, они совершеннолетние. А комендантский час в городе не объявлен. Да ты не волнуйся за своего соседа, ничего с ним не случится. Он же не девушка. А наш клоун в основном по женскому полу специализируется. К тому же про этих добровольных дружинников уже весь город знает, а значит, и наш тролль тоже. Думаю, он сейчас вообще в подполье уйти должен, затихариться.

– Так что там насчет Кати?

– Насчет Кати… – Сахновский страдальчески поморщился и помассировал виски. – Черт, башка болит, прямо раскалывается! Я за эти три дня толком и не спал.

– Таблетку дать? У меня есть.

– Не, не надо. Не люблю химию есть. Так пройдет. А с Катей Брусникиной, думаю, все просто – клоун увидел ее в парке. Остальные девчата, как выяснилось, в парк в этом году вообще не ходили. Так что их Карусельщик выискал в Интернете. А Катя уже пару раз в парке была, ей мать в качестве поощрения за хорошую учебу деньги на аттракционы давала, любила девчушка покататься… Кстати, как там Катина мать?

– Выписалась уже из больницы, – вздохнула Яна. – Не узнать ее – высохла, постарела лет на десять… Я ей деньги за квартиру домой относила. Димыч, вы поймайте эту сволочь поскорее, а?

– Поймаем. – Глаза Сахновского подернулись ледяным настом. – Обязательно поймаем.

Глава 24

Димка уже с полчаса как убежал обратно в офис, обед у него закончился, а Яна все сидела за столиком кафе, задумчиво глядя в окно. Спешить ей было особо некуда, в школе начались каникулы, а у нее – длинный отпуск.

Который она планировала провести у бабули в станице. Благодатной, напоенной щедрым солнцем Краснодарского края станице. Черешня, вишня, сливы, кукуруза выше человеческого роста, ошалелые вопли петуха на заре, вкуснющий бабулин борщ в глубокой глиняной миске.

То ли от того, что в янтарно-алый борщ бабуля добавляла полную ложку домашней сметаны, больше похожей на масло, то ли то, что обедали всегда во дворе, под увитым виноградом навесом – но вкуснее этого борща Яна ничего не ела.

И по-прежнему предпочитала станичную вольницу курортам Турции и Египта. Бабуля уже и ворчать начинала: девке замуж пора, а она по утрам с пацаньем на рыбалку бегает!

Но ворчала любя.

И в этом году баба Клава ждет любимую внучечку, и внучечка с нетерпением ждала свидания с детством, да вот откладывается оно, свидание…

Хотя Сахновский настаивал на скорейшем отъезде Яны. Чуть ли не силой готов был ее выпроводить из города – втемяшил, видите ли, себе в голову, что Яна может оказаться следующей жертвой. Уж больно близко от нее снаряды ложиться стали…

И это было приятно – Димкино волнение. До щекотных мурашек вдоль спины приятно.

Всего неделя прошла с той первой встречи. Или целая неделя?

Яне вот казалось, что они с Димкой вообще не расставались после школы: настолько прочно и основательно Сахновский вошел в ее жизнь. Они виделись каждый день, болтали по телефону несколько раз в день, и по ночам Димка начал сниться…

Приплыли, короче. «Только мысли все о нем и о нем».

А где ж ты раньше была, голубушка? Когда смешной увалень дышать не мог рядом с тобой? Когда, краснея и запинаясь, объясниться пытался на выпускном? А ты почти ненавидела его за собственное чувство вины и ощущение неловкости.

Теперь все, теперь поезд ушел. Теперь ты – всего лишь бывшая одноклассница, подружка, свой парень, так сказать. Димка это ясно дал понять. Во всяком случае, кроме хохм и приятельского стеба на тему личных отношений Яна за неделю ничего не слышала. И не почувствовала.

Дружеская забота – да. Опять же дружеское волнение за нее – да. Желание поболтать, обсудить дело – да.

Но ни намека на школьную влюбленность, на романтические отношения, на естественное волнение мужчины при виде желанной женщины…

Сахновский сам завел разговор об отпуске Яны. Собственно, не об отпуске, а о том, что ей не мешало бы уехать из города, пока клоуна не поймают. А когда узнал о южной станице, чуть было не сорвался за билетом на поезд.

Но Яна отказалась ехать. И даже не потому, что волновалась за Кирилла: в конце концов, от нее ничего не зависело в данной ситуации, парнишка сейчас не в себе, ему эти дежурства в парке – своеобразная отдушина, сброс негатива. Они даже не виделись ни разу после той ночи, только парой слов перекинулись по телефону.