Грустное танго Арлекина

Казалось бы: ну теперь псих точно должен убраться из города, уж слишком наследил, его фото красуется на каждом углу, у всех экипажей ППС он вместо иконки на лобовом стекле, по местному телеканалу его рожу постоянно показывают, во всех газетах местных – она же.

Город наводнен полицией, на помощь присланы опера из соседних городов, улицы, пустыри, свалки, заброшенные дома прочесываются снова и снова, невод закинут мельчайший, не проскочить!

Но пока – никаких результатов. Начальство уже почти уверено, что Карусельщика нет в городе. Его объявили в общероссийский и даже международный розыск, но невод пока не вытягивали.

Потому что на этом настаивал Черепанов. У него не было доказательств, только то самое чутье, оравшее вместе с интуицией, что клоун и тролль – разные люди. И эта же парочка упрямо твердила: Карусельщик не ушел, он здесь, в городе, затаился. Но не испуганно затаился, нет.

У Матвея появилось ощущение, что он чувствует маньяка. За эти недели он думал о Карусельщике постоянно, мучительно, напряженно. И словно дотянулся до него, увидел черный пульсирующий сгусток жестокости и ненависти.

И этот сгусток пульсировал все сильнее, он набухал, наливался тьмой. Что-то питало эту тьму, что-то сильно напрягало и раздражало маньяка, уничтожая остатки разума, накапливая злобу.

И Матвей даже думать боялся, ЧЕМ закончится взрыв.

Но размышлял. Снова и снова перебирая факты, зацепки, мельчайшие детали, на первый взгляд – не имеющие никакого отношения к делу. Черепанов изрисовал различными схемами не один листок, и все они несчастными комочками валялись теперь в мусорном ведре. А некоторые – еще и изорванными в мелкие клочки. Потому что не получалось решить головоломку.

А этой ночью приснился сон. В котором – Матвей точно помнил – разрозненные кусочки мозаики сложились в картину. И картина эта оказалась настолько невероятной, чудовищной, но в то же время – логически правильной, выстроенной, что Черепанов заставил себя проснуться.

И вскочил, готовый бежать, действовать.

Но оказалось, что сон мстительно – а надо было досматривать, а не вскакивать, как подорванный! – самоликвидировался. В голове было пусто, никаких мозаик и картинок.

Лишь гадостное послевкусие – уж больно чудовищной была та картинка, Матвей это точно помнил.

Единственной зацепкой на сегодняшний день оставался интерес тролля к Яне Суровцевой, проходившей свидетельницей по половине случаев. И это было странно по большому счету. Да и по малому счету – тоже.

Если Лену Жаркевич Яна действительно нашла случайно, то Катю Брусникину и Вику Лапковскую девушка знала лично.

Но с клоуном она точно никогда не общалась, опера собрали о Суровцевой максимум информации, опросили всех соседей, знакомых, друзей.

В последнее время она близко общалась с Кириллом Шляппо, внуком соседки, и Дмитрием Сахновским, своим бывшим одноклассником. У Сахновского вообще живет последние дни.

И ни один из них на клоуна не похож, даже если допустить возможность грима. Потому что Кирилл – тощий пацан, а Сахновсий – здоровенный качок.

А клоун – мужик среднего роста и средних же лет.

– Фу ты, елки-палки! – Матвей раздраженно хрустнул карандашом и выбросил обломки в мусорку. – Что за фигня в голову лезет! Тоже, нашел кандидатов в Карусельщики – пацан и коллега! Тем более оба явно неровно дышат к Суровцевой!

В подсознании что-то дернулось, что-то, связанное с его сегодняшним сном. И Матвей уже почти поймал за хвост этого дергуна, когда залился заполошной трелью внутренний телефон.

И дергун, издевательски махнув хвостом, ускользнул обратно в глубину подсознания.

Черепанов сдавленно чертыхнулся и схватил телефонную трубку:

– Да, слушаю!

– Ты чего орешь? – поинтересовалась трубка. – Неужели знаешь уже?

– Что знаю?

– Клоуна нашли.

– Серьезно? Где?

– Ты не радуйся особо.

– Это еще почему?

В предгрозовом сплетении болезненно екнуло.

– Клоун мертв.

– Что?! Пристрелили все-таки, черти! Неужели нельзя было без стрельбы обойтись при задержании! Небось ППС?

– Ты не понял, Матвей. Клоун давно мертв. Недели три, если не больше. Его труп нашли в одном из канализационных люков в промзоне.

– Что-о-о? Так, значит…

В голове внезапно что-то звонко щелкнуло, и Матвей вспомнил.

Вспомнил свой сон.

Пазл сложился.

Глава 36

Если честно, на службу сегодня ехать не хотелось. До нервной почесухи не хотелось. И дело вовсе не в лени или плохом самочувствии: подобные варианты сачкования Дмитрием даже не рассматривались никогда, службу он любил.

Нет, не так, что это за девчачье «любил»! Это просто была его жизнь, а не служба.

Потому что Диме Сахновскому, толстому неуклюжему увальню, стеснительному и замкнутому, выбор профессии помог стать совсем другим человеком.

То, что Димка станет программистом, в классе никто не сомневался: на уроках информатики Сахновский был лучшим. С преподавателем, вечно лохматым тощим очкариком Константином Петровичем (ученики звали его между собой Костиком, уж больно несолидно выглядел недавний выпускник пединститута), Димка почти на равных щебетал на непонятном для остальных языке.