Грустный день смеха

— Да… И захотелось мне, Жорик, куда-нибудь на необитаемый остров… Чтобы сама себе хозяйка… Чтобы не вставать в шесть, не ругаться с посетителями магазина, не трястись над каждой копейкой…

— Ты забрала дневную выручку и симулировала утопление.

— Нет, выручки я не брала и утопление не симулировала. Просто я твердо решила изменить свою жизнь. Я бросила на пляже прежнюю одежду, как змея старую кожу, переоделась в новое и пошла куда глаза глядят.

— И пришла на этот остров?

— И пришла на этот остров.

— Ну, а при чем здесь я?

— Однажды ночью, когда мне не спалось, я вспомнила наш двор, как ты играл на гитаре… Ты знаешь, изо всех мне больше всего нравился ты.

— Я польщен. Но все-таки я не понимаю…

— Ну я и попросила дядю Михая привезти тебя. Им ведь все равно кого…

Я вскочил. Лолита по-прежнему смотрела вдаль, покусывая травинку.

— Да как ты смеешь! — закричал я. — Впрочем, ты врешь, ты влипла так же, как я, и ничего не знаешь.

— Сядь, пожалуйста, не горячись. Я действительно ничего не знаю и знать не хочу. Мне здесь было скучно, и я попросила привезти тебя. Нам здесь будет хорошо, вот посмотришь.

Мне хотелось обозвать ее самыми последними словами, но от злости я не мог найти ничего подходящего.

— Ты эгоистка, — сказал я.

— Не тряси своей бородкой, а то делаешься похожим на козла. Нам здесь будет хорошо. Ты станешь свободным бардом, я договорилась. Будешь ходить по острову и петь. Разве это не прекрасно?

— А потом?

— Зачем думать о «потом»? Посмотри, разве не прекрасен этот в цветах косогор, эта уснувшая река, полный прохлады лес? Разве не нравлюсь тебе я?

Лолита легла на спину и закрыла глаза. Лицо у нее было грустное. Она была по-настоящему красива. Я не мог оторвать от нее глаз.

— Жить мы будем в шалаше, — продолжала Лолита, не открывая глаз. — Спать на цветах. Я каждый день буду рвать цветы. Вставать вместе с солнцем, купаться в парной речке, загорать, бродить по лесу…

— А кто же нас будет кормить?

— Они.

— Бесплатно?

— Ты будешь им петь, я танцевать… Я знаю много разных танцев. В школе я увлекалась индийскими танцами. Я умею даже танец живота.

— Бред какой-то, — сказал я. — Дикий, нелепый сон. Когда я проснусь?

Лолита привстала.

— «Бред», «сон», — передразнила она меня. — А почему бы и нет? Может быть, в бреду и есть счастье! Все разумно, все заранее известно. Изо дня в день одно и то же. Надоело! Плевать мне на то, что будет завтра, если мне сегодня хорошо! Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь: лето красное пропоем, а зимой? Отсыпаться в берлогах? Вот потому, что мы так думаем, мы никогда и счастливы не бываем. Все жадничаем! Все заботимся, чтобы и на завтра счастья осталось! И на послезавтра. Откуда я знаю, что зимой будет?

Я встал.

— Ну вот что, — сказал я. — Я не понимаю, что здесь происходит, и больше не хочу в этом разбираться. Я и пальцем не пошевелю, чтобы узнать, кто придумал эту дурацкую шутку и с какой целью. Я знаю только одно, и можешь передать это своим друзьям или кем там они тебе приходятся. Никогда, ни за что я не буду петь этим бандитам. Лучше подохну с голоду!

Я поднялся по косогору и вошел в вонючий сарай, ни разу не оглянувшись. Василис все с той же ухмылкой закрыл меня на замок.

— Не выгорело… бард? — спросил он и двинул меня на прощание кулаком в спину, грязно выругавшись.

* * *

Стыдно признаться, но я решил пока не пытаться убежать… Постараюсь убедить Лолиту…

На другой день, 14 августа, произошел второй разговор «за жизнь». На этот раз с Романом Сундуковым. Я лежал на соломе и изображал ослабевшего от голода человека, когда пришел бухгалтер. Он принес жирного большого леща и положил мне его на грудь.

— Дери, — сказал он.

Я взял за хвост леща и бросил его в дальний угол. Сундуков покачал головой.

— Жор, — сказал он. — Давай поговорим.

— Давай, — согласился я.

Разговор с Романом Сундуковым «за жизнь»

— Жор, — сказал Роман Сундуков, — напрасно ты все это, ей-богу, напрасно. Ты можешь умереть с голоду или заработать себе неизлечимую болезнь. А чего добьешься? Я тебе скажу по секрету: все равно нам отсюда не выбраться. По крайней мере в ближайшее время. Это и тебе точно говорю. Не для того они нас сюда привезли, чтоб сразу отпустить. Пока не выжмут из этого острова все… Значит, остается одно… вступить с ними в контакт. Чтобы влиять на них… По сути дела — это ведь темные, ограниченные люди, одержимые жаждой наживы. Дети природы… Возьми хотя бы Аггея… В сущности, ведь это неплохой человек. Он по-своему мудр, справедлив. Вспомни, сколько раз он защищал тебя. Единственно, что его портит, — жадность. Деньги, деньги, деньги. Но ведь от этой черты можно избавиться. Надо помочь ему в этом… Или твой… Василис… В сущности, он любит все прекрасное. Природу, например. Недавно он рассказывал мне про одно озеро. Однако неограниченная власть делает его зачастую жестокосердным… А Михаил… водка доводит его до безумия. Он даже представить себе не может, что мир полон удовольствий и без водки.

— Ты, я вижу, становишься проповедником.