— Но ведь у тебя примет нет. Как он хоть одет был?
— В пиджаке. А на шее вместо галстука — пестрый платок…
— Постой, постой. Платок на шее?.. А не Ефимов ли это, который в городе на стройке работает? Видел я, как сходил он с ленинградского автобуса. И шейный платок видел…
— Спасибо тебе, — обрадовался Глеб и заспешил.
Ефимов был известным выпивохой, но в кражах не замечался. Жил он в своем доме с матерью. Мать часто болела и лежала в больницах.
Дом стоял на крутом берегу речки Муги. Он потемнел от времени, осел и нес на себе следы запустения и нерадивого хозяина. Поднявшись на покосившееся крыльцо, Глеб постучал. Ему никто не ответил, но дверь оказалась незапертой, и он вошел. В прихожей не было никого, но в кухне, на лавке, кто-то спал. Из-под старой шубы высовывались крупные ступни и взлохмаченная мужская голова. Глеб разбудил спящего.
— Здравствуйте, Ефимов. Я — оперуполномоченный Горин. Узнаете?
— Узнал, — буркнул Ефимов. Он разыскал под скамейкой брюки и рубаху и начал медленно одеваться.
— Где мамаша?
— В больнице. Третью неделю уж…
В комнате, куда Горин прошел за Ефимовым, стояли сервант с посудой, полированный стол и телевизор на тумбочке. Глеб сел за стол, на котором лежала газета «Правда».
— Ефимов, где вы находились позавчера вечером?
Хозяин, стоя босиком в дверях, пил большими глотками воду из кружки. Глеб в ожидании ответа автоматически придвинул к себе газету. Она была трехдневной давности — от 13 сентября 1984 года.
— Ну, у Таськи в Покровке…
— Там и ночевали?
— Нет, я всегда ночую дома.
— Как же оттуда добирались?
— Известно как. Автобусом. А чего случилось-то?
Глеб внимательно посмотрел на Ефимова.
— Значит, автобусом. А каким? По времени каким? Последним?
— Вроде последним. Точно не помню. Домой пришел — на часы не смотрел, спать завалился.
— Значит, позавчера, тринадцатого сентября, вы возвращались в Ямск из Покровки последним автобусом и притом в нетрезвом виде.
— Это почему же так? Выпивши был, верно, но никого не обидел, никому слова не сказал…
— В этом автобусе ехал мужчина, у которого, когда он уснул, украли портфель…
— Я, что ли, украл?
— Выходит так. Больше некому было его взять.
— А кто это видел?
Помолчали.
— Никто не видел, — заключил Ефимов, — и не мог видеть, потому что ничего я не брал. Да и зачем мне портфель?
— Зачем он вам — не только я не знаю, но не знаете и вы… Просто он, как говорится, «подвернулся вам под руку», «плохо лежал…»
— Говорю же, что не брал я никакого портфеля!
— Вы вышли у больницы, за остановку до кольца. На предыдущей остановке, возле школы, вышла женщина, которая рассказала, что в автобусе оставались только вы и пассажир, который спал. Портфель, когда она выходила, был еще на месте, а на кольце его уже не оказалось. Кто же взял портфель?
— Я-то почем знаю, кто взял. Может, та баба, что на меня валит, сама и взяла.
— Не могло этого быть. Она бы вас испугалась.
— Тогда шофер взял. Сперва спрятал, а потом разбудил того мужика…
Глеб удивленно посмотрел на Ефимова: «Ишь ты, какую версию подкинул!»
— Это исключено. Шофер автобуса — солидный и проверенный человек. Портфель он взять не мог.
— Мне он тоже ни к чему, — стоял на своем Ефимов.
Глеб вздохнул. Прочел в газете заголовок: «Мы присутствуем на празднике шахмат». Статья была о матче на первенство мира по шахматам между А. Карповым и Г. Каспаровым. На полях газеты кто-то мелкими буквами написал шариковой ручкой: «Бить или отступать?»
Глеб встал и, прежде чем распрощаться, сказал:
— Придется вам завтра утром прийти ко мне. Жду к девяти. Вот повестка. И подумайте хорошенько: в портфеле находятся бумаги, которые вам совершенно не нужны, а для другого человека они большую ценность представляют…
Дома, поужинав, Глеб, как всегда, стал просматривать газеты. Увидев статью о матче между Карповым и Каспаровым, он достал шахматы, расставил фигуры и начал проигрывать отложенную партию. Добравшись до конца, подумал: «Выбор-то у Каспарова невелик. Надо или бить черную ладью, или отходить к своему королю». Глеб сказал это вслух и тут же вскочил со стула. Потом подошел к телефону, позвонил домой Бородину и спросил:
— Вы хотели меня видеть и что-то еще сказать?
— Да ничего особенного. Просто в портфеле был еще кулек слив. Конечно, это мелочь, но сливы большие, южные… Товарищ привез из отпуска.
— Спасибо. Кто знает, может быть, и это понадобится. Но у меня к вам вопрос: вы следите за шахматным матчем на первенство мира?
— Слежу. Я раньше прилично играл в шахматы. Но…
— Очень приятно, я тоже играю в шахматы.
— Вы позвонили, чтобы предложить сыграть партию? — хмыкнув, спросил Бородин.
— Сыграть тоже можно. — Глеб сделал вид, что не понял насмешки. — Но сейчас меня интересует, не читали ли вы в автобусе или вообще в тот день газету со второй партией матча и не разбирали ли отложенную позицию?
— Читал и разбирал. Видел оба хода ладьей и думал, что…
— Вы не только видели эти оба хода, но и написали о них на полях «Правды» со статьей об отложенной партии! Не так ли?
— Вы нашли мой портфель? — тихо, почти шепотом, спросил голос в трубке.