Гуд бай, Арктика!..

На мокрые пески, на гальку, на ковер из упругих ламинарий, в иное пересечение времени и пространства, прислушиваясь к вибрирующему простору, всплескам и раскатам, крику моевок, все это соединялось в одном послании, и судьба говорила в легком пролете птичьего перышка.

Горный пик вздымался над туманом и облаками, словно проплывающий по небу корабль, о котором сохранились сведения в Ольстерских анналах. Жаль, ирландские хронисты не расписали столь знаменательное явление во всех деталях, ограничившись весьма кратким сообщением: «В Клуайн Моху Нойс видели в небе корабли с моряками на них». А сюжет о якоре, брошенном с облаков, изложен и вовсе по-ирландски задиристо: «Если бы британцы не стали хвататься за якорь, спустившийся с неба, — уверенным почерком записано в Ольстерском манускрипте, — то отцеплявший его мореход наверняка остался бы в живых».

Вдали на каменистой гряде кто-то шевелился, медведь или олень. Все давай всматриваться туда невооруженным глазом, и я пожалела, что не захватила из дома свой монокуляр. Зато у Волкова на груди вольготно расположился морской бинокль многократного увеличения для обозревания окрестностей, с которым он не расставался ни днем, ни ночью. Андрей постоянно высматривал — нет ли на горизонте какого-нибудь арктического чуда вроде моржа, или кита, или редчайшей белоснежной чайки, к тому же он неустанно повторял, что у него скромная цель: чтобы никого из нас не съел медведь.

Первое время все это считали блажью, даже помехой в осуществлении разных сумасшедших идей, которые бурлили в наших головах. В свою очередь непредсказуемые творцы с горящими глазами казались Андрею странным и неуправляемым букетом.

Вот было бы идеально, думал он, если б они выстроились в линеечку — впереди вышагивает сам Волков с карабином «рутгер» на плече, калибра 7,9 мм, за ним — наша заполошная ватага, а замыкал бы шествие Саймон Боксол, добросердечный океанолог, вооруженный до зубов.

Куда там! Молодость — это крылья, юность — конь боевой, гласит непальская народная пословица. Пол aka DJ Спуки, лишь только ступал на земную твердь, кидался бежать сломя голову — видимо, в его задачу входило по-быстрому застолбить свои владения, ибо он вздумал основать независимое государство Арктика и стать его королем. Еще он решил собрать все музыкальные сочинения в мире, посвященные холоду, и «сморозить» их в одно целое — музыкальную композицию длиной в несколько суток.

Второй в группе риска была Даша Пархоменко, которая тоже бросалась бежать без оглядки, объясняя это тем, что не в состоянии ходить гурьбой, особенно строем. Не обращая внимания на призывные стоны Андрея, она взбегала на какой-нибудь живописный утес и картинно замирала, мечтательно глядя в океан.

Дебора Уорнер вынашивала идею поставить пьесу в полуразрушенном бараке на заброшенной стоянке скандинавских трапперов, куда Волков строго-настрого запретил вторгаться.

Синтия Хопкинс — сочинить песню и спеть ее на дрейфующей льдине.

Мэтт Кларк, художник в хулиганских кедах «Конверс» и в черном армейском свитере, имел серьезное намерение пронзить лазером разряженный воздух Арктики, чтобы понять ее душу.

А самый молодой участник экспедиции, художественный активист или, как он себя называл, «артивист» Кевин Баклэнд, племянник Дэвида, тот вообще имел планов громадье по всевозможным перформансам, хэппенингам и лэндартистским причудам, поэтому по часу тормозил около сухой клешни краба, выброшенного на берег буйка или оброненной глупышом серебристой кильки.

Все это заранее обрекало скромную цель Андрея на провал.

Мысленно возвращаясь на тот берег, укрытый ламинариями, занесенными из Саргассова моря, я вижу, что он был самым мягким, влажным, южным из всех нами пройденных земель архипелага. Ноги по щиколотку проваливались в лоскутное одеяло мхов на русле пропадавшей под зеленью воды. Сквозь клочья тумана солнце окрашивало языки мха оливковой, табачной, соломенной, салатной, бутылочной акварелью.

И водопад, и горная река, и путь — все это звало в глубь острова, мы шли, завороженные, вверх по ручью, пока нас не остановил тяжелый тусклый морок, проглотивший солнце. Воздух сгустился и потемнел. Андрей поправил карабин на плече и велел всем держаться кучно.

Казалось бы, твердая земля, какой бы ни была диковатой и странной, повсюду родная и своя, она соединяет человека с миром, где он обитает. Но это осыхающее русло некогда безбрежной реки, устланное черным шлаком и мореной, ведущее в глубокое ущелье, клубы тумана, плотного, как электромагнитное поле, они там что-то хранили и скрывали, какой-то скелет в шкафу, как выражаются англичане.

Когда в 2007 году сюда высадилась экспедиция «Саре Farewell», сказал Саймон, здесь царил исполинский ледник Алкебрин. Тысячи эонов он тянулся от гор к морю, охватывая собой побережье. И всего за последние три года превратился в красноватые куски льда, тонкий ледяной щит и ленивый ручеек.

Какофония крошечных импульсов, мгла, таящая невидимый остов Алкебрина, и бестелесный дух — вот все, что от него осталось.