Гуд бай, Арктика!..

«Я отделяю китов от рыб, — он заявлял в своей «Системе природы», — по причине их теплого двухкамерного сердца, легких, подвижного глазного века, полых ушей, проникающего члена, самок, кормящих молоком грудных желез, и, наконец, — по закону природы, по справедливости и по заслугам!»

В китовых жилах течет густая горячая кровь, огненная, совершенно не рыбья! Кровь полярного кита горячее жгучей крови африканца в разгаре июля! А вертикальный китовый ход, наподобие лошадиного галопа, наводит на мысль о том, что циклопические сухопутные киты, громаднее самых исполинских динозавров, когда-то бороздили континенты в компании с наземными тяжеловесами.

В очередной эсхатологический момент, спасаясь от засухи или всемирного потопа, киты эмигрировали в море, но, повинуясь своей небесной и морской природе, обосновались на смутной границе водного и воздушного океанов.

Не на пустом месте родился миф об усталых мореходах, в разные времена и в разных уголках океана встретивших на пути покатый холмистый остров…

И святой Брендан в своем «Плавании…» к Земле обетованной описывает этот удивительный случай, и Синдбад-мореход, и в точности такая же история записана в Вавилонском Талмуде.

Суда пристали к берегу, матросы высадились, раскинули бивуак, разожгли костер… И тут необозримая суша со вздохом погрузилась в пучину морскую, поскольку оказалась не островом, а живым Левиафаном.

Как в ларце минералов и звезд, в нем накоплены древние эволюционные воспоминания. Он несет в себе скрытые послания богов: его пятна, царапины, полоски исполнены глубочайшего значения. Под верхним маслянистым слоем тело его испещрено бесчисленными косыми и прямыми линиями, какие бывают на гравюрах, но быстрый внимательный взгляд сквозь штриховку может открыть иные очертания, похожие на иероглифы. Китолов Измаил говорил, что запомнил иероглифическую надпись на одном кашалоте и был потрясен, когда нашел ее на какой-то картинке, воспроизводящей древнеиндейские письмена, высеченные на знаменитых скалах Верхней Миссисипи.

Неопределимые, призрачные киты покачивались вокруг меня, когда я парила в маточных водах материнского чрева, поддерживаемая атласным бандажом на мягком упругом китовом усе.

Мне и потом часто грезились очертания повелителей Вселенной — с выпуклой макушкой, облепленной зелеными моллюсками.

Иногда я забывала о них, совсем забывала, погрузившись в материю этого мира. Тогда они таяли, исчезали, голоса их засыпали в минувшем. Вдруг штормовая ночь, ураган над вересковой пустошью, гиперборейская зима, порыв свежего ветра — и окатит тебя благодать, высокая, как брамсель: образуя широкий полукруг, охвативший полгоризонта, играют и искрятся в воздухе тысячи китовых фонтанов.

В дремучие застойные 70-е Леня рисовал карикатуры, некоторые печатал в разных журналах, а иногда посылал на международные конкурсы.

В один прекрасный день он получил по почте из Монреаля толстую книгу-каталог в тысячу страниц от устроителей 14-го Салона юмора «Человек и его мир». На титульном листе ручкой было нацарапано:

«— 604, 653, 664».

И фиолетовый штемпелечек — шестиугольник с номером «170».

Сразу не догадаешься, в чем дело, особенно теперь, а это означало, что посылку с книгой открыли в КГБ, внимательно, чуть ли не под микроскопом, рассмотрели все 1000 страниц, нашли антисоветские карикатуры и аккуратно удалили. А чтобы получатель сей книги не удивлялся, куда пропали три страницы, написали их номера с пометкой «минус».

И сделал это какой-то аккуратный Акакий Акакиевич Башмачкин под номером 170. Или в «Большом доме» на Лубянке существовал 170-й отдел, который ведал карикатурами. Спасибо советским чекистам, только вырвали три страницы, а саму книгу бережно прислали по нашему адресу. Ведь могли взять себе, они любители юмора, а могли просто выбросить или сжечь как вредоносную заграничную пропаганду.

Одной из первых в альбоме стояла карикатура Тишкова, где некто пытается щелкнуть по лбу человека, но у него срослись пальцы, а тот, кого собираются щелкнуть, очень испуганный, зажмурился и ждет щелбана, вместо того чтобы открыть глаза и увидеть, что щелчок невозможен.

В книгу были вложены диплом и письмо.

«Дорогой многоуважаемый мистер Тишков! — сообщали устроители фестиваля — Ваша замечательная карикатура получила приз от ассоциации свободных журналистов. Этот приз выражается в денежном эквиваленте и составляет четыреста канадских долларов. Примите наши поздравления, и ждем Вас на церемонию вручения наград!»

Это было неожиданное богатство. Но как его получить из Канады? По тем советским временам не стоило даже и пытаться. Доллары были под запретом в СССР. Если за границей тебе светил какой-нибудь гонорар, то, в лучшем случае, толику от него могли выдать в виде спецталонов для импортного магазина «Березка». А могли вообще все отобрать и еще поставить на вид, что ты «продался капиталистам».