Гуд бай, Арктика!..

Слава Богу, что в этот момент я держала язык за зубами: не увещевала и не ободряла Леню. И сделала небольшую паузу, перед тем как ответить на его вопрос: «Живые есть на корабле?»

Тишков не пошевелился, ничего, а тихо простонал:

— Что это за шум и лязг?

И выразил неудовольствие, что на него сверху пролилось несколько горячих капель.

— Если б я откусила себе язык, — ответила я, не веря своему счастью, что легко отделалась, — и стала бы немая, тебе это принесло бы только облегчение.

— Ну да, — он вяло возразил, — тогда бы ты все время дергала меня за нос, чтобы я смотрел, как ты жестикулируешь…

В память о моей легкокрылой удаче потом еще долго сиял огромный радужный фингал на подбородке.

Дальше я плохо помню, как развивались в тот день события. Стоя у ныряющего бушприта, я была настолько поглощена головокружительным зрелищем — все подчистую выветрилось из головы^[9].

Помню только неоглядный простор морской, мачты да снасти, шум волн, крики чаек. Лежа на правом борту, временами зачерпывая воду, надув до предела штормовой трисель, грот, фок и два топселя, кораблик наш возвращался на Свальбард.

— А нас поцеловал океан! — гордо сообщила Даша.

Потом подумала и добавила:

— Вернее, меня.

— Именно ее! — возмутилась я. — А может, он поцеловал… Леню.

— Он хотел поцеловать Леню, — умиротворяюще сказал Миша. — Но Лени не было, поэтому ему пришлось поцеловать Дашу.

Что удивительно, в этом первобытном плавании, где были отсечены все тяжести мира, все путы, все привязи и загромождение земли, у Лени вдруг зазвонил телефон. После двух недель молчания он зазвучал давно забытой мелодией латиноамериканской сальсы. Тишков глядел на него потрясенно, пытаясь разобрать незнакомый номер.

— Нет, я не буду брать трубку, — сказал он. — Это же нонсенс, объяснять, что я в Арктике, и в ответ услышать тихий голос из несуществующего мира, приглашающий на выставку или что-то в этом духе… Кто это мог быть? — недоумевал Леня, когда телефон замолчал. — Может, надо было взять трубку? Крикнуть: «Друг, друг! Позвони моим близким и скажи, что все хорошо, мы живы, но у нас качка, у нас, понимаешь… крен. Слышишь, друг? Ты чей вообще? Как сюда дозвонился? А? Не слышу! В общем, передай! Передашь? Ну, бывай здоров, больше не могу разговаривать, я сейчас в Гренландском море, слышишь? В Гренландском море, скоро буду в Баренцбурге. Если вернусь, тогда созвонимся и поговорим…»

Оказывается, около Баренцбурга есть такое место в океане, где включается сотовая связь. Но те, кто попадает сюда, обычно никому не звонят — не видят смысла. Там, далеко, твои родственники, друзья, дети, твои отголоски — выставки, книги, а ты здесь — как в чистилище — проходишь испытания. И эта мимолетная возможность созвониться лишь умножает абсурдность существования.

Летящие космы туч и тумана становились все непроглядней под темью ночи.

Судно выпрямилось, буря унялась. Оставив по левому борту южную оконечность Земли Принца Карла, мы вошли в тихий залив Грён-фьорд, где на фоне дремучей горы выступили четкие силуэты прямоугольников и квадратов, между ними тускло мерцали отблески городских фонарей.

— Велком ту Раша! — гостеприимно сказала я нашим спутникам.

Как только «Ноордерлихт» ткнулся боком к причалу, оператор Уайнрайт, Нина, Джой и Кевин сразу перемахнули через борт, выскочили на пристань и ринулись вверх по лестнице.

Леня тоже выразил желание прогуляться по ночному Баренцбургу.

— Пойду, выйду, — вздохнул он, — все время лежать, спать-то тяжело…

Афка поставила два бака с водой и щетками, строго наказав по возвращении тщательно вымыть ноги.

— Такой грязи, как в Баренцбурге, — предупредила она, — в целой Арктике не сыскать!

Действительно, пристань являла собой огромную лужу, в которой отразились металлическая мачта с огромным прожектором и край деревянного здания с надписью «Баренцбург». Выше располагалось несколько деревянных построек неясного назначения, к ним вела длинная зигзагообразная деревянная лестница. Справа высились холмы отработанных угольных шахт, над ними вставали розовые дымы. А над марсианским ландшафтом в красно-черном небе, в дыме и тумане, плыла круглая луна.

Ночь, вокруг — ни души. Горстка искателей приключений столпилась на площади перед огромным бюстом Ленина и растерянно озирались. Леня спросил:

— Вы что-нибудь ищете?

Не сговариваясь, они ответили просто:

— Мы ищем бар.

— Сразу видно, иностранцы, — усмехнулся Леня, — ищут ночной бар в нашем рабочем поселке на Крайнем Севере. Вы что, с Луны свалились? Какой тут бар? Здесь нет никого, все давно ушли, это ж Баренцбург, город черных призраков.